Этим вечером Братья Барановы собрались, как часто бывало, в комнате Г. Баранова. Сдержанная обстановка, проверенная временем и вандализмом мебель, крытый полиэтиленовыми пакетами стол — ничто не напоминало о надвигающемся празднике.

Лишь еловая лапа, свежевыломанная (по случаю толчеи в метро) и теперь строго посаженная в трехлитровую банку с рассолом и по-мужски скупо украшенная водочными этикетками, свидетельствовала о том, что буквально на носу Новый Год.

Братья сидели за пустым столом и хмуро смотрели друг на друга. В любимый ими ранее праздник они решили не употреблять спиртных и спиртосодержащих напитков, от чего в комнате стояла напряженно звенящая тишина.

— Э, дорогой брат, — начал Г. Баранов, — по моему мы здорово погорячились, дав себе этот нелепый и нелегкий зарок, все равно никто не узнает, что мы не пьем или пьем. Может в 24 часа!? Зюзю позовем.

Баранов-Майоров упорно молчал.

— Э, — продолжил Г. Баранов, — в 24 часа нажремся, как люди...

— Весело станет? — перебил его брат.

— Нет, — Г. Баранов почесал щеку, — а чего веселиться-то. Просто нажремся, Зюзю позовем с подружкой.

— Нет, брат, так больше нельзя, — решительно сказал Баранов-Майоров. — Зарок есть зарок, и я очень устал.

— Ну да, и я, — вяло согласился Г. Баранов, — а чего делать-то будем?

— Русское радио слушать, — предложил Баранов-Майоров. — Разговаривать о духе творчества. Давненько мы ничего не писали, брат, — довольно бодро начал он. — Хотя нашего последнего творчества один был только дух: когда какой-либо обосравшийся редактор нашими рукописями жопу подтирал. Нет, не надо о духе. Давайте лучше радио слушать.

— Да, — подхватил Г. Баранов, — не надо нам больше этого ни хрена. Будем радио слушать, все равно никто не придет.

В тот самый момент в дверь позвонили. Братья одновременно вскочили со стульев.

Г. Баранов затянул на своем сшитом из одеяла узбекской раскраски халате кушак, а Баранов-Майоров одернул насильно укороченный до пупа френч-полуфрак и отправился открывать.

Хлопнула входная дверь, кто-то начал оттаптывать с обуви снег, а Баранов-Майоров, вернувшись в комнату, заорал на товарища:

— Вы совсем ебнулись, брат, деда Мороза вызывать на ночь глядя!

Г. Баранов недоуменно поднял брови:

— Не понял. Я здесь ни при чем. Ну, ни хрена себе, точно!

За спиной Баранова-Майорова показался человек в красной шапке и шубе, с большой как положено ватной бородой и посохом в руках.

— Погодите, брат, это ж Николашка¹! Совсем охуел на старости лет.

Человек с бородой, пропустив все реплики мимо ушей, вышел на середину комнаты и громким, поставленным в институте культуры голосом, объявил:

— Здравствуйте, люди добрые. Я — дед Мороз. Я подарки Вам принес.

— Николаич, — отмахнулся Г. Баранов. — Какие подарки, мы сегодня не бухаем — зарок, вали отсюда со своим бухлом от греха подальше.

— Я подарки Вам принес, — перебив Г. Баранова, забасил человек с бородой заученные реплики, вынимая из большого мешка свертки, перетянутые туго шпагатом. — Баранову-Майорову мишку плюшевого, да чупа-чупс сладкий, а Г. Баранову — молочко коровье, да часы со стрелками.

Устойчивый нездоровый цинизм братьев как рукой сняло. Они, по-детски шумно пыхтя, зашуршали своими свертками. Г Баранов нацепил на запястье часы, отхлебнул молочка и сказал:

— Не, это не Николашка.

А Баранов-Майоров, тиская мишку и причмокивая чупа-чопс, только кивнул.

— А еще, я выполню любое ваше желание, но торопитесь, — у Вас минута одна. — произнес дед Мороз, и достав из своего мешка объемистую флягу, разрисованную загадочными рунами, приложился к ней и забулькал.

См. также: Последнее искушение Братьев Барановых, окончание.

¹ Николашка — псевдоним известного издателя, который пожелал остаться в тайне.