Капли.

Капли дождя, заблудившиеся в её волосах, неуверенно, а потому нервно, мерцали в затемненной аудитории, боясь быть размазанными холодной ладонью по подмелированным прядям.

Я любил её. Любил её песочные волосы и ночную страсть к сладкому. Но сейчас, наблюдая, как она кидает скучные взгляды шоколадных глаз на лекторшу с глупым макияжем, я боялся. Боялся, что в любой миг она стряхнет меня со своего беззаботного пути жизни, как эти капли дождя.

Трамвай.

Двухвагонная гусеница угловато и со стуком проползла по окнам придорожных домов. Остановившись, она изрыгнула две разнополые дубленки и беспринципным воплем звонка загнулась за балюстраду.

Мы сидели в затемненном углу приподводнолодочного кафе-мороженое и отмечали 4 месяца нашего знакомства. Я всё сильнее тонул в пучине своей любви к Оксе. Мне казалось, что я научился управлять безрассудным движением секундострелки. Каждое мгновение с Оксаной превращалось в сладкую вечность с марципановой начинкой. Но вместе с тем, усиливался страх, что вечность растопит марципан и скроется за углом, как трамвай.

Повелитель бассейна.

Водное солнце, закованное в резиновые берега, весело делилось и сливалось, вызывая бурю в своем же водоеме и раскаты смеха повелителя озера с резиновыми берегами.

Я люблю свою трехлетнюю дочь. Но Окса не была ей матерью. Она ушла от меня накануне той весны. Через год я стал обожаемым мужем моей нелюбимой сокурсницы, и вскоре у нас появилось маленькое чудовище, которое незамедлительно было названо Оксаной. И каждый раз в ее шоколадных глазах я вспоминаю ту Оксу, любовь к которой сначала чуть не сбросила меня с крыши, а через 2 года была обрушена волной нечаяния души на маленькое чудовище, что забавлялось солнечными играми в детском резиновом бассейне.