Два чахлых веранды стояли на взгорье. Состояли на учете. Облезлая шелуха коры — корье устилала пригорок снизу. Этим играючи пользовались маленькие Солон и Устин. Солон и Устин играли на пригорке. Раз в неделю приходил инспектор с граблями и замерял прирост покрова корья. Он не раз замечал норы, прокопанные, видимо так глубоко, что шли к самой земле. Но он не мог и придумать мысль про солоноустиновское происхождение прокопов. Гораздо более ему нравилась самоизобретенная идея про ящера, обитавшего в этих мягко колючих покровах. Он придумал, что ящеру миллионы лет, поскольку тогда ящеры доподлинно существовали. А сейчас не доподлинно. А ему хотелось научного подтверждения своей гипотезы. В теории не хватало только лишь промежуточного звена, растолковавшего бы: почему ямы не осыпаются, а существуют и по сейчас. Инспектор ходил в библиотеку и читал про древесных жуков, физиологию древних ящеров, про насекомых консервировавших корье, про геологию.

Солон придумал игру, в которой Устину отводилась роль пингвина. Солон предлагал Устину куда-нибудь нырять, притворяясь таковым. Себе же Солон отвел роль природной стихии, он решил кидать пингвину купленную накануне рыбу, которую хотел просить притворяться рыбой, бросаемой на удачу водной стихией. Устин залез в одну из нор, и водна из нор морских поглотила его. "Я пингвин", — крикнул он снизу. — "Карр". "Простите, уважаемый пингвин, вы голодны?", — крикнул Солон в пучину. "Годен, годен", — закричали ему снизу, — "хочу рыбы". "Ну, ешь, мятежный", — восторженно и тоненько завопил Солон и обрушил в дыру полбочки свежего маринада. Внизу молчали. Солон не знал, можно ли считать игру оконченной и напряженно ждал реакции или, по крайней мере, какого-либо логического завершения истории. Он ждал морали. Вместо морали из ямы вылез мокрый Устин в пучках укропа, насупленно скребя себя куском корья. "Стихийно как получилось", — не дождался реакции Солон.

Устин забрался с ногами на чахлый веранд и долго смотрел на запад, где брал анализы ученый инспектор. Он вспоминал как в детстве один его знакомый, ради забавы, чуть не утопил его. Это были тяжелые воспоминания. Они ранили в самую тушу маленького полненького Устина.

Солон подошел к веранду, развернулся спиной, снял рубашку и показал татуировку, оставленную старшим братом и его фломастером. На спине была нарисована полуголая женщина, рюмка водки и подписано: "И это тоже".