— Хруст и скрежет стекла впиваются в уши, кругом темнота... Вчера снова был скандал.

— Но это в прошлом. Бесконечные гости в такт нескончаемым зимним вечерам. Холёная кожа, ослепительно белый фарфор и искрящиеся звуки выплёскивает рояль. Очень хочется залезть под него.

— Но это тоже в прошлом. А ничего не подразумевающим утром в дверном проёме чьей-то комнаты — белый чемоданчик с красным крестом.

— Но и это почти прошло.

— В памяти с детства застряли слова: успех, слава, браво, браво, браво... слова, слова... Утомителен путь в большой город.

— Но — слава! И снова — белый рояль, под которым хочется спрятаться, искрящиеся, но уже чувственные и никому не нужные мелодии.

— А в зале — всё та же холёная холодная кожа... Иногда — визиты к родителям, их расспросы о консерватории и знаменитости преподавателей. Всё вроде бы хорошо.

— Но — то вязкая, то звенящая пустота дальних и близких, давних новых. А друзья всё навязчивей говорят о любви.

— Впрочем, предметы их обожания — настоящие предметы, с внутренними органами, взаимодействующими согласно физиологическим формулам...

— И снова в памяти: чемоданчик с крестом, запах капель, рецепты с корявыми иероглифами.

— А во снах — одухотворённые королевы...

— одухотворённые ли?..

— ..кружащиеся под чувственную мелодию, королевы всепонимающие и всепрощающие...

— Вода...

— Сочится потолок. Струйки по гниющим стенам.

— За окном — толпы тех, кто уверен в своей абсолютной телесности; в своём теле, которое испытывает или не испытывает боли, и разума, способного вывести формулы боли или блаженства. Блажь!..

— Но вот Она — королева вчерашнего сна!

— Неужели это возможно? Нет.

— Этого не может быть.

— Просто Он теперь т а к чувствует. А вот ещё одна, и ещё...

— Ему нравится быть их первооткрывателем. Конечно, они могут быть замужем или нет, воспитаны или вульгарны.

— Но Он — их первооткрыватель. Первый, потому что никто до него не смог раскопать в вагоновожатой, экскурсоводе, домохозяйке — душу, жаждущую блаженства.

— И Он вознаградил сам себя блеском их глаз, отзывчивостью их тел, и радостным восторгом их душ.

— И вот тут Он понял, что потерял: успех, славу, семейное и прочее одобряемое благо;

— а приобрёл?..

— ...собственную душу, способную струиться сквозь пальцы; собственные глаза, способные проникать...

— Рано или поздно это должно было произойти.

— Для толпы вседающее благо слишком изощрённо. И они приходили к Нему вместе и по одному (но чаще вместе). Они уходили, оставляя свои следы на Его теле. Следы впивались и не проходили, даже придавали Ему особую привлекательность.

— И жёны таких вот гостей, эти неузнанные королевы, вились вокруг Него. Они не бросили его даже после оглашения приговора — растлитель. Ходили слухи о контакте с тем, кого люди называют дьяволом.

— Но слухи не подтвердились, да и к тому же это сейчас неподсудно.

— Одним словом, эти женщины не переставали ходить к нему в тюрьму и вытащили его оттуда.

— Тюрьма в некотором смысле тоже стала его королевой. Она наделила Его осознанием.

— И вскорости после его возвращения в неизменчивый мир в газетах появились сводки о безжертвенных пожарах в домах, куда, по слухам, ходили за удовольствиями.

— Затем на деньги не прослывшего мецената открыли больницу и приют для беспризорников, которых ещё называют плодами любви. Некоторые считали эти деньги нечистыми.

— Но нянечки говорили, что детям во снах являются ангелы с разноцветными воздушными шарами и леденцами на палочках...

— По тому, самому большому городу пронёсся слух о целителе, спасающем женщин, как говорили, "от всего".

— Среди педагогов — шорох о новой программе духовного развития, предполагающей обучение всем видам массажа, йоге и прочим странным умениям.

— Имя этого педагога вроде бы где-то звучало, но никто так и не вспомнил, где и по какому поводу.

— И окончательно взбудоражила весь город весть об отведении у кладбищенской часовни места для самоубийц.

— Да, не все мужья спокойно отнеслись к тем странным способностям, которые неизвестно почему вдруг обнаружились у их благоверных.

— Как это неизвестно? Благодаря тому, кто когда-то искал под роялем королеву своих снов и убежище от повседневности.

И ропот, негодование, недоумение...

И всепрощающая память, овеянная запахами...

И круги в лужицах воды на неровных поверхностях...

Перевёрнутое зазеркалье органического соединения...

И удивление с привкусом агрессии.

— Кому пришли в голову эти дурацкие ангелы??!! И причём тут наш Фонд?

— Да мы и не о Фонде радели. Фонд безлик.. В общем, мы хотели как-то возвысить, возможно, даже оправдать нашего героя.

— Лепет, безумный лепет! Уж не ЕГО ли вы имеете в виду? Зачем ему ваше оправдание? Он виновен? Если да, то в чём?

— Он как он, конечно, ни в чём не виноват. Однако подобные люди давно уже представляют собой метафору некоторого архетипа. А на отрицании архетипов можно построить так же много, как на их постоянной и якобы заведомо успешной ретрансляции.

— Ничего не понимаю... ну да ладно, заканчивайте... только как-нибудь потрадиционнее...

— А теперь? А что стало с ним теперь?

— Известно что: теперь он президент Фонда "Через тернии к..."

— И по данным небесной статистики, людей, измученных томлением неведомого, стало в мире значительно меньше...

Ни зрителей, ни аплодисментов. Ни актёров, ни режиссёра. Напыщенный тишиной воздух.

Ненастоящие ангелы неловко спустились с ненастоящих облаков, прожектора погасли. Кто-то в каком-то ненасытном порыве швырнул о стенку стакан.

И из запылённого рояля заструилась расстроенная музыка. Это заставило всех одновременно удивиться и посмотреть в одну точку пространства, противоположную сцене. Черты ЕГО лица никому не были видны: то ли тень падала на них, то ли глаза у всех ещё не привыкли к полумраку. И никто так и не узнал, удался ли PR.

Однако по вполне понятным причинам Казанова, де Сад и многие-многие другие навсегда покинули ЕГО образ и остались пылиться никем не востребованными фрагментами костюмов, предназначенных для участия в непрекращающемся карнавале имиджей.