Постой, моряк, я видел как ты пляшешь.

Позволь сейчас воткнуть мой тусклый нож

В твою усталую загадочную спину.

Твой быстрый нож уже кромсает глину

Моих несимметрично расположенных сосков.

Но тише! Воздух замер в лабиринтах ртов!

Сейчас увидим, кто, ребром качая,

Падёт на подготовленный матрас.

И кто склонится рядом, изучая,

Как гаснет взгляд прекрасных сочных глаз...

Убили нежные каноэ.

Но думали, что всё — иное,

У дуба мрачного застыв

В толпе заколотых портных.

А где-то знойный африканец

Сучит ногами сложный танец.

И в небе тысячи богов

Над ним склонились: — "кто таков?"

Я зарубал сейчас же в мёд пингвинов

Чудовищной кувалдой мясника,

Когда в обличьи шри-ланкийских мимов

Британцы проникали в города.

Там средь листвы и каменных построек

За тусклые монетки моряков

Они тихонько покупали соек

В однообразном трепете полков.

На стол малиновые плечи!

На стол изысканную бровь!

Окончен бал, погибли речи.

Отрава — душная морковь.

И возникает ежечасно,

Дрожа окурками морей,

Торт ядовитый и прекрасный

Среди подавленных гостей.

Потомок гладкокожей игуаны,

Авианосец забирает мёд

У берегов незыблемой Гондваны

И залп в ответ незыблемый даёт.

Я — чёткий капитан из белых лилий.

Фантастика, сомнительная тварь.

Люблю морей недвижимых беррилий

И кораблей чудовищный хрусталь.

Плутон близёхонько забился.

И тает пыль на берегах.

А сонный мальчик превратился

В лисичку сказок на лугах.

Больная шубка от Versace,

Мохнатый стэк, смешная шаль...

В отраву говн своих иначе

Въ.бать с размаху не пора ль?

Я пропадал среди колбас безумных,

В испуге застывал над сапогом.

И мушек заклинал я изумрудных

Дубиной и чудовищным умом.

Представьте, проплывает броненосец.

Огромный, чёрный, в непроглядной тьме.

Иль то всего лишь хрупкий миноносец

Застыл на миг в отравленной воде?