Наконец-то все вышли. Хоть чуток погреюсь. Да, на улице не май-месяц! Еще снегу вчера нападало — лапы мокнут и под трубами не погреться. Не жизнь, а Сорочинская ярмарка прямо.

Ну, вот, опять... Из депо выехали... Только разлегся, лапы под себя подобрал. Сейчас набегут.

"Осторожно, двери..."— да закрывайте уже! Поехали, пока никто не вошел.

Нет, приперся все-таки. Ну, чего тебе? Чего уставился, бородатый? Уселся тут напротив и уставился! Чего, дворняг мало видел? Ну, смотри себе, хлеба за это не попрошу. Вроде не прогоняешь с сидения, и то хорошо.

А с глазами у тебя чего? Нарк? Из дому выгнали? Или просто нет его? Молчишь. И молчи, все равно не интересно.

Меня Шариком зовут, а тебя? Тебя тоже когда-то... Назвали, крепко-крепко вцепившись двумя руками, помнишь?

— Да... давно было. — "Я боюсь, что ты улетишь..." — И пошутил тогда неудачно, перед этим как-то невзначай выдавив улыбку: "Не улечу. А ты не боишься, что он лопнет?.." Дурак! Она ведь чуть не расплакалась. А потом решила не верить. Зря.

А еще помнишь, как сумасшедшеживые глазищи цвета вчерашнего неба в промежутках между спиртом и растаманскими напевами всё твердили — "Этот шарик — такая дыра!" А ей всего-то нужно было, чтоб кто-нибудь остался... Ты? Нет! Ты сбежал даже дважды. Когда вернулся — уже поздно. Впрочем, как всегда. Так и не научили тебя...

И тот, другой — желтый, лопнутый уже, тоже зря ты тогда отвозил. Им и так все было понятно. Тебе не было, а им — было! Он же маленький еще совсем, не понял ни хрена. Всё шутки-шутки... ну чего я тебе — сам её видел. Напоил бы лучше, да и как правую руку поднимать рассказал. И то толку больше было бы. Ладно, она сильная — и без вас, идиотов, выкарабкается... Пока следующего не найдет. Да знаю я, что прав! И ты знаешь, только пользы от этого все равно никому нет.

Вот и станция, выходишь? Ну, иди. И меня сейчас тоже сгонят. Придет какой-нибудь недоделок с пивом и бабой своей, руками замахает, потом еще и с ноги по ребрам. Сколько раз было, только все равно в метро теплее.

Полезу в другой вагон, разлягусь там возле закрытых дверей, пока на лапу кто-нибудь не наступит. Потом завою от боли, подожму больную конечность и хвост и в другой конец, через весь вагон побегу. Тяпну за ляжку бабку, которая вопить будет посильнее. Чтоб не одному мне плохо было. Да пальто зимнее всё равно не прокушу. А на станции добряки-зверолюбы ногами за двери и выпинают.