Летела бабочка. Она летела черная и садилась время от времени. Время во времени летела. Временно пикировала на чью-нибудь голову. Глупые прохожие не чуяли, чего это она.

Один шел и пел: "Черный ворон, что ж ты, блин, вьешься, время от времени? Ну что ты все вьешься, что ты мельтешишь перед глазами? Я, честное слово, не понимаю. Я тебе что, время от времени, добыча что ли? Не дождешься. Иди вон там над Никифандром Антонычем полетай. Он в больнице лежит. Давай, давай, лети отсюдова. Я не твой".

А после паузы говорил маленькой пятилетней девочке: "Люся, погляди, какусенькая бабочка — чудо. Это, Люся — бабочка. Да". А Люся, равномерно вымазанная в мороженом, внимательно глядела в противоположную сторону и повторяла: "Бабчка".

Посреди туманного Альбиона красовалась девушка в лифчике. Муть английского тумана конденсировалась на ее щеках и косточках. Капли сползали по ямочкам, расплываясь по узкой полосочке ткани на сосках. Ветры враждебные веяли где ни попадя, every now and then. Задували куда не положено.

Девушка ежилась, но выносила мужественно всю хренятину погоды на угловатых плечах. Просто загорала вопреки.

Из вредности остыл Гольфстрим до абсолютного нуля, Тауэр оказался вершиной айсберга, основание которого простиралось до Антарктиды. Англичане оказались австралопитекскими эскимосами и перемерзли задолго до Дарвина.

Ног девушки коснулась рука в испарине болотной лихорадки. Она пошевелила икрами и обнаружила джентльмена в бачках при цилиндре с сигарой, который ползком предсказал экологическую катастрофу и вымер как мамонт.

Не хватало только ядерного грибка, но жизнь только начиналась. Непростая жизнь обычной русской бабы.