Никто ничего не мог поделать. Был густой лес... воздух, как клей, стекающий по их плечам... его было мало, и он был уже не нужен... и ветер от полёта бабочек уже никого не валил с ног... и мёртвые воскресали, лениво зевая... Неотвратимость покачивала ногой на тёплой опушке и разучивала слово "чудаки"... к клавесину на берегу реки тянулись немузыкальные пальцы, соскользнувшие с чьего-то горла...

Ну а может быть не надо, а?... Пусть они поют... ведь от этого — никому не хуже!

— Э-э, нет! Им хорошо, и это нехорошо...

Она уже и не плакала, и не смеялась... Ночь без счастья и отчаянья... можно зажечь светлячков в тёмном небе Её волос, но они не будут больше звёздами, теперь они — глаза ночных светофоров... жадный Бог не оставил им удела для Любви — всё было занято храмами, продающими толстые свечи Надежд...

Проклинали они? Наверное, нет — их стопы даже не примяли влажную траву, дыхание было хоть и тяжёлым, но чистым... в поле Она покормила с ладоней жеребёнка и согнала слепней с его глубоких глаз...

... Кто-то, кому До Всего Есть Дело, одной рукой весело ломал в это время немузыкальные пальцы и швырял их в реку, другой рукой отбивал у Неотвратимости охоту к совершенствованию, третьей рукой забрасывал в небо грозные тучи весёлых бабочек... Рук у него было много — ведь ему До Всего Есть Дело. Потом он догнал Её и Его у самого входа в расщелину города...

Ног у него было две — это плохо. Но он всегда успевал.

ЭТО ХОРОШО.