Они были незнакомы совершенно, и это было единственное видимое совершенство в их отношениях. Может быть покажется смешным, но и у Неё, и у него была Судьба. Как сейчас модно — у каждого своя. Её судьба один раз взяла, да и перенесла Её за горы. Внизу пронеслись несколько рек в мягких от леса берегах, мелькнули люди, занятые правильным выделением желудочного сока и, собаки — символы одиночества...

Земли она коснулась там, где мастер Лагутенко выдувал витиеватые "Стёкла"...

Его Судьба... скажем только, что он был не лётчик, не танкист (в смысле — японским стихосложением не увлечённый) и не сука. Последнее — что бы там не говорили млекопитающие — не один раз было задокументировано в милицейских протоколах.

Когда он набирал Её номер, во всех Вселенских преисподнях затухали Очистительные Огни от Его проклятий, а Ангелы на высоте понимали, что они не правы — Он не желал тратить мгновения на набор этих бесконечных, как все глупости, цифр, пятисекундная плотина которых перекрывала течение блестящего Гольфстрима Её голоса...

Его часто спрашивали: — Что заставляет тебя стоять в заиндевелой телефонной будке, когда даже трамваи примерзают к рельсам?

Он отвечал: — А почему ты забыл вчера в такси новые перчатки?...

Когда спрашивали у Неё, почему искры из Её глаз не падают, как обычно, на пол, а кружатся вокруг губ, Она пожимала плечами: — Наверное потому... что я приду на Васильевский остров... не умирать...

... и арктические цветы в грязной руке Рэмбо...