Все — реки как реки. Текут себе текут, восточный берег покруче, порос кустарником колючим, хмелем увит дурным, пылища; западный — песочек, болотце, камыш растёт, кувшинки качаются. Рыба плывёт, водоросль хвостами колышет. Кто куда. Какие по течению, а какие и против.

Вон рыбак выбрался поудить, мотается в плоскодонке на мелкой волне, на небо поглядывает — а какова нонче погода намечается? Так, для интересу удит, чтобы вкусно покушать ухи ближе к вечеру, опять же снасть обновить, чего ей в гараже попусту место занимать. А вон, гляди, перемёт поставлен. Солидно, со знанием. Владелец на моторе катается, и рыбу гребёт уже в целях перепродажи. Ему одному столько и вовек не съесть. А кто поумнее — так давно на поплавки мостки построил, форель, рыбу красную, в бочках разводит. Солидно живёт, со знанием. Не браконьерствует понапрасну, правда и рыбка-то у него, поди, с душком.

По дну таких рек обычно рак шарится. Существо колючее и скользкое одновременно. Не ценят его окрестные людишки, за грязную натуру, за цепкую хватку, за плодовитость. Но почему-то ценят улиток да устриц, коих, гляди, тоже в садках наловчились разводить. Зачем им всем такая гадость?

И смотри же, где всякая улитка водится, там сразу домики скопились. Одноэтажные с бассейнами, двухэтажные с чёрненькими перекрещенными плашками по стенам, а где и просто — каменные без изысков, с башнями, рвами и подъёмными мостами. Ходят-бродят жители по бережку, да на тот берег таращатся. Сказывают, и там люди есть? Ликом чёрны, али жёлты, али красны. Качают головами поевшие устриц с трюфелями на завтрак, собираются в комитеты по антиресам — рассуждают о неравенстве берегов, призывают лодочников хоть немного рыбки тому берегу оставить. Впрочем, к экстремалам, предлагающим построить через реку мост, относятся без понимания.

Все — реки как реки. Жизнь бежит, вода течёт, люди кушают, а с крутого берега зыркают да норовят камешком по темечку. Только наша река — не такая. Здесь берегов нет вовсе, течение не пойми куда, пахнет здесь паутиной, запустением, а болота расстилаются от горизонта до горизонта — и даже лютой зимой продолжают гореть под водой многовековые залежи не то торфа, не то нефти.

Люди здесь тоже не как везде. Склонны вместо постройки домика на сваях подискутировать на завалинке о роли их реки в мироздании. Рыбу ловят исключительно в мутной воде, иногда — делают это весьма неплохо, но ни продавать, ни солить её не умеют, окружая себя вечным смрадом протухшего на солнышке старого улова. Над водами нашей реки витают песни о межпланетном счастье трудяги-рыбака и бочке чёрной икры — каждому. На деле же редкие толстопузые рыболовы устраивают в камышах регулярные перестрелки, а икру, по слухам, всю враги вывезли. Видимо, к более счастливым берегам.

Философия местного жизненного уклада тоже далека от понимания. Главное правило тут — не выделяться. Кивать, аплодировать, идти вместе. Ни в коме случае не критиковать. Быть расслабленным, не заморачиваться, пить, когда наливают, есть, когда позволят. Гадить — где придётся, коридор мыть по расписанию, сортир дольше получаса не занимать, на чужую половину плиты не соваться.

Надо всей нашей рекою протянуты трубопроводы, провода и бельевые верёвки. Наши горизонты широки и изборождены-исчерчены устаревшими указателями направления течения. Наши мысли чисты и непорочны. Наши друзья живут ещё хуже нас, а наши враги боятся нашу реку даже теперь, когда впору смеяться.

Все — реки как реки.