Возможно, кто-то и посчитал бы моё существование в качестве беспомощного больного, за которым следовало ухаживать, за проведённое в бесплотных увещеваниях собственной гордости, однако таковой был бы крайне не прав. Мерное покачивание в такт шагам, Мир опрокидывался вокруг меня. Сначала — вправо, затем — влево. Со степенностью величайшего в Вечности колокола подле меня явственно чувствовалось движение, что влекло, влекло меня к неизбывному...

Я как бы бредил. За поскрипыванием носилок мне казался голос. Чужой, слабый, едва слышимый, он мне казался зовом моего давнего прошлого, что вдруг пробудилось в сознании, страстно и вместе с тем покаянно взывая к кому-то...

Час за часом полубезумный шёпот колебался где-то на грани моего сознания, так, чтобы я не мог уловить его источник, но и перестать его слышать тоже не мог. Нужно было что-то сделать, я чувствовал, что схожу с ума от ярости. Этот голос... он елозил у меня в голове ржавым ножом, и перестать его ненавидеть, эту горькую каплю, что грозила переполнить оставшуюся во мне выносливость, мне было не под силу... Я метался на носилках, терзая тело ремнями надетого на меня доспеха, два чёрных когтя жгли мне ладони, я погибал.

Но прошло время и я научился не делить горящее кровавым пламенем сознание на своё и чужое. Это так просто... Подманить трепыхающегося в темноте мотылька, усадить на руку, погладить, успокоить пылающий пожар ужаса, сказать пару слов и слушать, слушать... Только и дел — замереть рядом и следить, как раскручивается около тебя пружина чьей-то неведомой жизни, такой далёкой и такой до странности близкой. Предчувствие, что этот неожиданный гость из неведомого каким-то невероятным образом связан со мной самим, не покидало меня в те дни. Покуда мы пробирались по иссушённым землям того забытого Вечностью уголка Мира, я успел полюбить это странное общение, хотя так и не понял, что же на самом деле происходило. Только спустя долгое время мне довелось увидеть правду и понять...

Даже сейчас я не могу утверждать, что понял его до конца, не могу даже полностью восстановить в памяти те многочасовые монологи, что протекали во мне, однако могу только одно — осознавать всё больший и больший смысл в потоке фраз и жестов, что постепенно, день за днём, учиться у того, что отныне было сокрыто во мне, трясущемся на хлипких носилках по пыльной дороге, влекомом вперёд неведомыми мне силами и поджидающем свою судьбу на первом повороте. Мы шли вперёд, я слушал. Словно десяток лет промелькнул пред моим взглядом...