— Ой... Ты! — говорит она, сонно зевая, — вернулся...

Не говоря ни слова, я сгребаю её в охапку и крепко прижимаю к себе, мягкую, еще совсем теплую ото сна. Бархатная кожа пахнет парным молоком... Говорят, от женщины должно пахнуть молоком. Не знаю почему, наверное, это инстинкт.

— Безумно рад тебя видеть... — шепчу я, зарывшись в её густые волосы. — Тебе идёт эта пижама.

— Ээ-то-хо-ро-шо, — нараспев тянет она, зевая.

— О чём ты думаешь?

— Ни о чём... О чём можно думать, сидя на открытой веранде, закутавшись в толстый шерстяной плед вместе с самым очаровательным существом на свете? О первых лучах Солнца, лениво выплывающего из зеркально-чёрных вод Океана?

— У тебя раньше его не было...

— Не было чего?

— Шрама... Вот здесь...

А что, если однажды я не вернусь? — думаю я, холодея, — или, еще хуже, вернусь не целиком?

— Тебе действительно надо отправляться?

— Да...

— Тогда иди, — говорит она, и голос её твёрд. — Обещай мне, что вновь вернешься.

— Обещаю! — смеюсь я, но её взгляд серьезен. Улыбка сходит с моего лица. Я беру её руки в свои, подношу к своим губам и тихо, еле слышно, лишь для нас двоих, говорю Нужные Слова.

Снаряд с оглушительным хлопком разрывает мир на части. Яростный невидимый великан с размаху бьет в левую грудную пластину доспехов, отшвыривая меня в сторону мокрой тряпкой. Боль глушит волной ослепительно яркого, невыносимого света. В меркнущем сознании проносится горькое сожаление о несдержанном обещании.

Холодный пот. Сердце бешено колотится. Руки инстинктивно ищут смертоносное железо. Я судорожно с шумом вдыхаю. Что-то мягкое ложиться мне на грудь, успокаивая и умиротворяя.

— Тебе приснился плохой сон?