Каждый раз, когда он начинал рассказывать свою историю, мне не верилось, что она правдива, как глоток воды в жаркий день, как колючий снег об отмороженную щеку. Все казалось простым, но с каждым разом эта видимая простота уходила, оставляя непонимание истинных причин. Он держал руки всегда на виду, и постоянное движение пальцев, которые встречались, расходились в тщетной попытке передать напряжение его слов, завораживало и притягивало бы внимание, если бы оно не было бы занято течением рассказа. На безымянном пальце кольцо постоянно терзалось, напрасно вращалось вокруг своего вампитера. Я поневоле тоже подхватывал манеру собеседника и начинал свою пляску пальцев, но оба мы не подозревали об этом невольном танце, так как не существовало наших тел во время рассказа этой невероятной и в то же время настолько реальной истории. Даже, когда он останавливался , чтобы перевести дыхание (нет, что вы, не в поисках эффектной паузы, в нем не было того актерства, той манерности в речи, что порой раздражает меня в артистах, напрасно сменивших подмостки театра на повседневный экран) наши взгляды смотрели сквозь предметы, вещи казались незначительными и лицо напротив расплывчато-туманным. В самом деле, смотреть сквозь все было бы даже интересно, если бы мы могли чувствовать это. Время исчезало в мерной череде фраз, тем более медленный, чуть хриплый голос, достаточно низкий, чтобы почувствовать глубину переживаний, были и высокие обертоны, подчеркивающие остроту моментов, голос завораживал, время просто таяло куском льда в пустыне бесконечного погружения в суть. Если бы вы смогли взглянуть на нас со стороны, то сначала могло бы показаться, что это — диалог, так живо я реагировал на рассказ, смеялся, менял позу, жестикулировал, но по прошествии нескольких минут, все стало бы на свои места — я слушал, но я был весь во власти интонации и смысла происходящих событий рассказа.

Как жаль, что вы не слышали этой истории...