Дверь с грохотом закрылась. Две девушки на кухне переглянулись.

— Что я такого сказала?!

— Да не обращай внимания, ты просто не привыкла еще. Сколько вы общаетесь, пару месяцев? Она вечно нервная перед праздниками. Может, у нее что нехорошее стряслось на Новый год, теперь ассоциации неприятные. Или суету не любит. Или мало ли что.

— Это Верка-то суету не любит? У нее друзей по всей Москве немеряно, мотается туда-сюда, не ухватишь.

— Разве она к друзьям мотается? Таких друзей, к каким она ездит, никому не пожелаешь.

— Сама этого хотела, нечего было с дрянью всякой дела заводить.

— Интересная ты, Алинка, она и тебе от них провозит, ты берешь, не жалуешься.

— Дают — бери. Ты просто этим не балуешься, а так тоже брала бы. А с дилерами я бы не связалась. Себе дороже. Марин? Чего-то ты вялая. Опять не высыпаешься?

— Я только под утро от Сашки вернулась. Не спали, конечно. Да и чувствую себя не очень, желудок явно окончательно посадила с нашими пьянками. Есть по утрам совсем не могу, аш до тошноты.

— На солененькое не тянет?

— С ума сошла?! Сплюнь! Эй, смотри, Верка мобильник оставила. И где искать теперь ее?

— Я те скажу где: в клубе каком-нибудь под кислотой. А может уже и в канаве под героином.

— Все-таки злая ты. Я пойду догоню, может не умчалась еще. Созвонимся.

Марина вышла на лестницу, огляделась. Неуверенно двинулась вниз, но тут же, прислушавшись, направилась вверх по ступенькам. Верка стояла этажом выше, рядом на корточках сидел Толик; при виде Маринки оба тут же замолчали.

— Ты трубку забыла.

— Спасибо, Мариш.

— Толик, как ты? Сто лет не виделись. Все шоферишь?

— Помаленьку. Как сама?

— Ничего. Я мешаю? Вы говорили о чем-то.

Верка помотала головой.

— Я ухожу уже. Давай, Толян, до встречи. Как будет, сообщу.

Верка направилась к выходу. Марина постояла немного, потом встрепенулась и кинулась следом. Вылетев в тапочках на заледеневший порог подъезда чуть было не поскользнулась, но удержалась. Верка обернулась на шум и замерла в ожидании с приподнятой бровью. В смоляно-черных глазах заплескался холодный зимний свет. Марина замялась, потом выдавила:

— Мы с Сашкой на Новый год на дачу к его друзьям поедем. Если хочешь, давай с нами. Ну, если тебе...

— Нет, вряд ли. Но спасибо за заботу. Все правда в порядке, Марин. Уже все в порядке.

Верка развернулась и пошла прочь. Когда нахохленная фигурка скрылась за поворотом, Марина вернулась в подъезд. Что-то в Верке не давало ей покоя. Потом она поняла, что. Марина знала Верку еще со школы, и всю жизнь у Верки были серые глаза... Еще только день деньской, а она уже нанюхалась. Марина решила-таки поговорить с Сашкой насчет праздников. Надо было немедленно вытащить Верку в люди. То есть, к нормальным, здоровым людям, иначе девчонка совсем потеряется.

Маринка наконец вышла из ванной; глаза уже просохли, но губы еще дрожали. Верка подвинула к ней чашку с крепким чаем.

— Дай сигарету, — одними губами произнесла Марина.

Верка передала пачку. Посмотрела серьезно.

— Ты бы не привыкала сейчас курить, совсем не время.

— А мне нечего беречь. Я его не оставлю. Подумай, как я одна справлюсь... Он всегда обещал, что все будет хорошо! Ты бы видела эти глаза, когда я ему сказала...

— Я здесь не советчик, тебе решать. Денег дал?

— Я не взяла. Потом пожалела, но он уже номер сменил. А разыскивать, выпрашивать... Не смогу!

И она опять заплакала, но уже тише, без истерики. Потом подняла мокрое лицо.

— Мы подруги, Вер?

— А как же?

— Тогда можно об одной вещи спросить?

— Валяй.

— У тебя ведь не все в жизни тип-топ, так? Я тут слыхала, сплетничали...

— Галка?

— Ну и она тоже. Тебя из вуза поперли?

— Ну, языкастые... Я ведь не говорила никому! Небось мамашка у подъезда сболтнула, черт.

— И с Максом еще, да?

— А об этом что слышно?

— Ну что когда его Алинка сманила, или вроде того, тебя тогда с балкона снимали...

— Сманила... Это теперь так называется? Не, у меня к ней претензий нет, это наши с Максом разногласия... А про балкон — это чушь, просто тяжко было. Макса я переживу, не единственный. И с вузом разберусь, просто к весне ближе. Только не надо меня жалеть. Ты клонишь к чему?

— Так вот к чему: как ты справляешься?

Верка расхохоталась, но невесело. Потом застыла, раздумывая. Чуть поддернула вверх длинный рукав свитера, на секунду приоткрыв браслет кровоподтеков, подживших и совсем свежих, обрамлявших запястье, и тут же спрятала.

— Сама знаешь, как. Тебе так не советую справляться. Я знаю, о чем ты думаешь, но здесь я тебе не помощник, уволь. Отговаривать я не в праве, но способствовать не стану.

— Я просто думала... Полегчает?

— Полегчает? Страшных рассказов о вреде наркотиков не слышала?

— Плевать.

— Дура.

— А сама?

— Прекрати, Марин, от меня ни грамма. И не дави на жалость. Я жалею, поэтому и не дам.

Помолчали.

— Наши, говорят, у Макса на Новый год собираются.

— Туда я больше ни ногой, сама понимаешь.

— Понимаю. И я теперь не пойду. Вер, давай вместе встречать? Едешь куда-нибудь?

— Посмотрим. Если и поеду, тебя не возьму. Не те люди.

— Не те?

— По теме, понимаешь? Тебя в твоем состоянии к ним везти... Пусти козла в огород!

— Плевать. Пережить бы. И лишь бы не одной! Как представлю: вся планета веселится, мишура-подарки, счастья воз. Повеситься хочется. Ненавижу Новый год.

— Понимаю... Хорошо, поедем.