Первый вечер. На городской трибуне.

Произошло, верней случилось, еще одно принципиальное пришествие взамен принципиальному — как это сказать лучше, не знаю, уходу что ли, да — уходу, как части всеобщего принципа развития. Пути. Бытия.

Трудно как-то выражаться по поводу определения бытия. Бытие — это относительность, но приходится прибегать к заведомо принятому и общедоступному, условному приему отображения вещей, такому, какое присуще человеческой натуре и ее сознанию. Попросту говоря, бытие есть, и его нет. В сущности, бытие является единственной истиной, предоставленной человеку, ибо оно есть нечто первоначальное, что дает рождение мысли, и конечное — во что мысли безнадежно упираются. Но это "что-то" — бытие. Величина единственная в своем роде, абсолютная, вследствие того, что абсолютность ее включает в себя все, что может себе представить разум человека, в том числе и небытие — пустоту, как рисует воображение и сознание крайне ограниченной возможностью, на уровне мифической тайны в подсознательном процессе. Потому что кажущаяся пустота или небытие — это лишь еще более разнообразная, отличная форма или качество жизни. Потому представляется невозможность существования небытия, как абсолютного отрицания, исключающего любую возможность чьего-то нахождения, присутствия, существования. По всей видимости всегда существовало "что-то" независимо от его природы, качества и определения. Просто какая-то данность. Понимаете, данность! И о том, что могло быть что-то другое, как-то по-другому — это абсурд. Эта данность не может происходить, носить происхождение из ничего, как и не может его породить, потому что "ничего" не возможно быть, то есть если оно себя обнаруживает, то делает это лишь через бытие, становясь им. Если на то пошло — то бытие играет с самим собой. В этом и заключается его относительность. Абсолютная относительность, составляющая чистую, неоспоримую данность, крупицу которой мы знаем и о чем можем только догадываться — что еще может быть дано к существованию? И предположительно, практически, все то же самое. Ибо природа бытия тождественна сама себе и возможна создать лишь само себя, ввиду своей исключительности, ибо как и человек, который часть бытия, оно просто не знает ничего другого, как себя, свою материю, родственную плоть и дух, — свое, которое дано самому себе. Вот и все бытие. Просто его не может не быть, потому что оно уже есть. И вот тут начинается естественная для развития, как такового, бесконечная и беспроигрышная игра. Могла быть другая, но подстроился и был задан определенный принцип... Господи, что со мной происходит?!... Был задан такой определенный принцип...

Последний из вечеров. На городском пляже.

Моя голова, чуть теплая от солнечных прямых лучей и россыпей горячего песка, вступает в закатное стечение, покоясь на берегу моря. Море шумит. Собственный взгляд, ускользающий по поверхности своей головы, шелестит нитями волос. Теперь взгляд где-то в ските волн поравнялся с ветром. Разве ветер это не чей-то взгляд, устремленный ко мне. Взгляд, чье неизменное присутствие еще дышит разливами точечного света. Я теперь как бы ни старался, не могу видеть свой взгляд, своим взглядом. Собственная улыбка, бегущая за взглядом от мыслей. Мысли, избегающие сомнений, рожденные из покаяния в откровение. Мысли, отныне потерявшие тело, — тем они остались жить, так они как-то думаются в уходящей собственноручно голове. Надорванные уши ухватывают последние признаки звуков, уже неизменные они просто лежат между глаз — их не услышать, не понять и не высказать. И не выразить побелевшими глазами. Была бы рука, она бы протерла тугие веки и холодный лоб. Я теряю последнее от человеческого. Некогда мои руки могли сжимать горсть земли, сейчас моя память, как та земля, осыпается, оставляя на ладони последние несколько геометрических камешков — "Меня зовут Адам. Прости, Господи, ибо я был грешен. Расчлени мя теперь и мысль мою".

Играющие камешки в порывах прохладного ветра. Свечерело. Они дрожат на ладони, повисшей над волнами тянущейся к ней воды. На ладони, горящей храмовой свечой.. Задумчивость в глазах Бога, — и наступающие сумерки разгоняют нанесенный закат, а в красных облаках пестрят альбатросы. Ладонь опускается в волны и крупицы уходят куда-то в глубину.

А Бог уходит берегом, медленно и размеренно ступая по пустынному пляжу, разгребая ступнями сухой песок. Задумчиво отдаляясь. Он думает:

"Значит я не Адам. То есть я им был, теперь нет. Я бог. Я и есть бог — создатель собственного Адама. А этот принцип создал я. Бог. Создатель принципа, которому я, подчиняясь, веду свою игру — от человека с именем Адам, до Бога — от себя к себе. Так интересно и познавательно. Это принцип. И игра. Мне нравится — принципиально. Пойду начну сначала. С другого принципа. С нуля.

"Еще одну составлю жизнь и поживу еще немного".