— Вот, это тебе лекарства... Это апельсины... Это газеты вота...

— Да зачем ты...

— Перестань. Лекарства будешь три раза в день пить, ясно? Я их еле достала, так что ты давай. Очень хорошее. Импортное.

— Ладно.

— Иди ложись. Где у тебя тута чай? Вот тот, который с мятой.

— Вон, на полке. Там и мята. Я тебе вареников налепил...

— Ты вареники лепить умеешь? Вот это да... Обожаю вареники... В детстве ток их и ела... Спасибо тебе большое... а с чем они?

— С картошкой.

— С картошкой... Ну же, иди ложись. А я тебе апельсины чистить буду...

— Сегодня тоже кто-то того?..

— У меня — нет. Но вообще, работа — гадство сплошное... Иногда такое попадается...

— Расскажи.

— Да ну... Ну, как-то, значит, этого... Девушка одна была... СПИДом болела... В больнице ее заразили, бедолагу. Знаешь, дед, что такое СПИД?

— Да слышал чего-то... Смертельно, вродь.

— Вот-вот. А эта дурочка возьми, да и влюбись... Да еще и взаимно... А за день до свадьбы она того... Мне после этого месяц в санатории дали... Все в себя прийти не могла... Красивая она была... — Смерть шмыгнула носом, и вытерла слезу.

— Да...

— Да ниче... Работа...

— Плохая у тебя работа...

— Так я не выбирала.

— А ежели б выбирала?

— В детском садике бы работала... С детишками возилась... Я детишек страсть как люблю... Маленькие такие... Хорошенькие... Щебечут, ручки тянут... Дед, эй, дед, че смолк?

Она обернулась. Дед смотрел на кружащиеся за окном хлопья снега, и плакал. Она подошла к нему, и села на край кровати:

— Дед, ты че?

— А Павлик... Он какой?

Смерть вздохнула:

— Хороший мальчуган. Ты не плачь, дед... Ты только лечись, и сам его увидишь... Верно говорю...

Она привычно отряхнула валенки у порога, и вошла. Остановилась в дверях, теребя косу:

— Ты чего лекарство пить перестал, а, дед?

Он посмотрел на нее:

— Что, пора?

Она тяжело опустилась на стоявший рядом табурет.

— Что молчишь?

— А че говорить-то? Это ты мне скажи, чего лекарство не пьешь?

— Ты делай, за чем пришла.

Смерть отложила косу:

— Да не буду я ничего делать!..

— Ты не сердись. Ты ведь за этим пришла, верно?

— Ну и что? Не буду, и все тут!

— Тебе ж за это голову оторвут, начальство ваше-то...

— Не оторвут. Ну, а ежели и оторвут, то что?

— Как это что?

— А вот так. И вообще, уволюсь я.

— Да разве ж ты могешь?

Она вздохнула:

— Не могу...

— Ну вот. Давай, не тяни тут...

— Да иди ты к черту, дуралей старый!.. — Смерть вскочила, схватила косу, и вышла, хлопнув дверью.

Дверь скрипела, ветер то распахивал ее, то вновь захлопывал. Смерть осторожно вошла в дом. Воздух был морозным, печь нетоплена.

На кровати спал дед.

— Дед, эй!

Он не открывал глаза.

— Дед, ну, погорячилась я... не обижайся...

Она подошла поближе. Дед не шевелился. Грудь его не поднималась от дыхания. Она взяла его за руку. Из ледяной ладони выпала беленькая баночка, в которой когда-то было снотворное.

Вьюга кружила свои бесконечные огромные белые хлопья. На фоне лунного неба был виден силуэт.

Смерть сидела на деревянной лавочке, и смотрела на свежесрубленный крест. Она отхлебнула из чекушки, и вздохнула.

Была зимняя ночь.