Предлагаемый текст песни:

я делаю весною маникюр,

срезаю нафиг мертвые чешуйки,

и пополняю стадо юных дур,

с надеждою взирая на сосульки.

я отгрызаю краешки гриба,

ища необходимую размерность,

и манит Кролик и зовет дыра,

и косячок коту дарует нежность.

в его улыбке мудрость пустоты.

давай, Алиса, на помойки глянем:

там зацветают первые цветы,

там зазеркалье запахами манит,

там ива обрыдалась над водой

над судьбами русалок и селедки.

как иронично шутит автор твой —

варкалось...

и хотелось — очень — водки...

Ох, ива, ива, ива, ива...

Точно знаю, что тебе любимый, не терпится узнать: "кто я такая?",— но ведь не там ищешь. Наверное, более важно пытаться понять — почему? Почему такая. Вот жила обычная девочка Алиса, упавшая однажды в волчью яму. После этого ей начали сниться сны о белом кролике в перчатках, а иногда об ожившем яйце всмятку. Любопытный сосед расспрашивал безумную девочку, записывая услышанное в толстую тетрадь. На тетрадной обложке был нарисован глянцевый Тауэр. А знаешь, в одной из его башен венчали. Я сумасшедшая сестра Алисы, хотя не стала такой, а такой родилась... да и волчья яма еще впереди. Мне часто снится зверинец в Лайон-Тауэр, "Ворота изменников" в вербное воскресенье, и обязательно дождь. Дождь, который моет лицо Фитцстивена, монаха из Кентербери. Тот приподнимает рясу, месит ногами известь для Блади-Тауэр. Вода смывает глину и кровь с рыжих волос на икрах преподобного... меня ведь никто не расспрашивал о снах... Gia nella notte densa sestingue ogni cimor... все спокойно, пока я сплю... все спокойно во мраке ночи.

Помнишь, как-то малиновым утром (подсвеченные солнцем задернутые шторы), я попыталась тебе рассказать об этих снах, любимый? Кажется, была суббота... кожа на плече, подогретая светом и дыханием, смуглая, безволосая, слушала мой рассказ, излучая невидимые нити уюта. Услышав о моих снах, Мир вокруг стал винтовкой, чтобы прицелиться в синюю беспомощную жилку на виске. Испугавшись за тебя, я попыталась ладонью заслониться от убийцы. Все обошлось, только все чаще наши зрачки стали отражать красноватые лучики оптического прицела.

Ох, ива, ива, ива...

Когда-то в детстве меня не вовремя забрали из детского сада. С кем не бывало? Просто мама задерживалась. Воспитательница нервничала, у нее явно срывалось что-то важное, поэтому меня не забранную отправили в группу "ночников" — тех детей, кого по разным причинам оставляли ночевать в саду. Я не плакала, а просто вцепилась в перила на крыльце так, что отодрать не могли ни угрозами, ни посулами, ни мокрыми пальцами нянечки Дуси. Любопытный сосед с клеенчатой тетрадью под мышкой, объясни эти детские страхи! Mia madre... aveva una povera ancella... моя мама пустила бедную девушку... mia madre...не забудь в объяснении сослаться на внешнеполитическую жизнь Союза в период тихих брежневских репрессий... на эффективность электротерапии при лечении шизофрении. Впусти мои страхи в пометки на полях своего дневника. Может быть, там откроется их тайный, глубокий смысл, а призраки с Тауэр-хилл покинут затянувшийся детский сон — из-за них боялась в школе уроков истории. Нет, все-таки Фрейд был понятнее тебя, мой любопытный сосед, он бы просто сказал, что неполные семьи всегда оставляют детям комплекс вины за несовершённое.

Знаешь, любимый, я часто вспоминаю, как мы строили наш дом. Стараюсь не думать о том, на чем строили. Наверное, монах из Кентербери обзавидовался бы количеству примесей к извести, но нам нравился процесс, и мы повторяли, повторяли, и еще раз повторяли. Будто боялись забыть. Не забыли, но натерли мозоли от строительства, а, как известно, чувствительность на ороговевших участках кожи снижается. Наверное, инфаркт — это когда отпавший мозольный струпик не сразу затягивается новым защитным слоем. Поверь, очень не хотелось, чтобы ты заболел, любимый... "ее великодушье, без края, как природа"*... я ничего не путаю?

Ох, ива, ива, ива, ива...

Твое лицо расплывалось в центре полей зрения. Все сущее стало пикториальной фотографией, черно-белым источником знаний с массой серых оттенков. Только лицо — теплое, живое, кричащее — оказалось смутным пятном в новой картине мира, исчезло и растворилось, как глаза Чеширского кота. Любимый, ты не думал, что я смогу сделать именно этот выбор? Зачем же тогда мне его предложил лукавый сосед, расставив акценты при трактовке тюремно-дождливых кошмаров? Цитирую его потрепанный сонник: "тюрьма — ошибиться в своих ожиданиях или начало новой жизни, монах — наветы, сплетни или облегчение для душевных страданий, дождь — к неожиданным тревожным новостям или благополучие в семье". Видишь, любимый, всегда есть выбор. Алиса проснулась у ручья, а я предпочла не просыпаться и мокнуть под дождем, слушая проповеди преподобного Уилкокса о причине чумы в Лондоне. Ведь уход в прошлое не всегда — шаг назад.

Помнишь, в четвертом акте трагедий Шекспира исполнитель главной роли не появляется, он копит силы на финал.

А в финале волчья яма и предложение: "Вот ты в обмен на целый мир, смогла бы?"... и тут же оправданьем: "Мир вещь большая. Этакий мешок, за маленький грешок!"**

Чему же ты удивляешься, любимый? Что ты пишешь на полях, наблюдательный сосед? Неужели вы не видите, что это Миру надоело следить за движущейся мишенью, и хаос белковых структур стал математически точной формулой окислительно-восстановительных реакций! Я наивно полагала, что, получив "мир взамен", тут же смогу все исправить, но пришлось месить ногами известку для нового строительства, а построенное оказалось Тауэром, где по-прежнему венчали...

Ох, ива, ива, ива, ива...

Комментарий бегущей строкой под видеорядом: "В песне об иве трудности грандиозные, как для композитора, так и для артистки исполнительницы, — писал Верди. — Нужно было бы, чтобы эта, последняя, подобно Пресвятой Троице обладала тремя голосами: одним для Дездемоны, другим для служанки Барбары и третьим для слов "...ива! Ива! Ива!"

Предлагаемый видеоряд (черно-белый, только вода и глаза девушки с зеленоватым прокрашиванием):

Девушка едет в автобусе, смотрит в окно, ранняя весна, полдень, голуби. Автобус выезжает на мост. Дорогу перебегает серая кошка. Водитель выворачивает руль (крупным планом его руки), автобус сбивает ограждение (крупным планом кошка на ступеньках моста). Окно автобуса, через экран жидкости, при этом вода заполняет салон не сверху, а снизу. Девушка не суетится, она прижимается лицом к стеклу, внимательно и немного грустно всматривается в глаза зрителям. Лицо девушки перечеркнуто буквами, написанными по стеклу: in case of emergency push the glass . На заднем плане люди превращаются в рыб и уплывают через открытый аварийный люк, только кондуктор, выпучив глаза, хватается одной рукой за карман форменной курточки, а второй придерживает всплывающую фуражку.

Тот же автобус, та же девушка. Кошка греется на солнце, сидя на ступеньках моста, никуда не бежит. Люди заходят и выходят, покупают билеты у кондуктора, тот приподнимает фуражку, когда в автобус входит очередной пассажир. Героиня опять прижимается лицом к стеклу, опять внимательно и немного грустно всматривается в застекольное пространство (изображение фокусируется и отчетливо видна надпись на стекле: in case of emergency push the glass).

Девушка. Сидит в комнате. Руки на столе, рядом телефон со снятой трубкой (крупным планом — билет с компостерными метками). За окном — ранняя весна, полдень, голуби. Героиня смотрит в пустоту. В воздухе появляются буквы: in case of emergency push the glass. Девушка подходит к окну...

Продолжение следует...