По спирали нарисована лестница. У основания она пустая и узкая. Чем выше, тем шире пролет, тем больше предметов на ней расположено: соска, юла, плюшевый мишка, глобус, книжка, карандаши, раскрытая нотная тетрадь, перчатки, кошка, телефон, чей-то групповой портрет в рамке. Ось, вокруг которой вьются ступени, это большая стрелка часов, она указывает на шесть. На верхней площадке лестницы напрягшаяся фигурка — человечек отталкивается ногами от маленькой стрелки, что показывает восемь, и упирается спиной в большую. Внизу под часами маятник, на цепочку которого навешаны вырванные листы с каким-то текстом. Возле маятника сидит сгорбленная фигурка с большой лупой и всматривается в написанное. А тот, кто зажат между сближающимися стрелками, что-то кричит старичку с лупой, из его рта нарисована выпадающая реплика: "тик-так, тик-так... тик... так..."

Наверное, чтобы понять написанное, нужно совершить что-нибудь подлое. Такое мелко-подлое... например, выгнать надоевшую кошку из дома: вечером, с матом, с облегчением, с подглядыванием в окно на пустой двор, где только голуби. А потом, возвращаясь домой, каждый раз понимать — чего-то не стало...

У Ани была домработница. Только у нее в классе была домработница Клава, и еще только ее привозили к школе на машине — большой черной волге, с как будто надутым багажником. Дина мне сказала по секрету, что Анин папа очень похож на этот багажник, только он красного цвета. А еще у Ани был телевизор последней марки, большая софа на коротких ножках, модные бра, бобинный магнитофон "Нота" и мягкие ковровые дорожки, которые Анина мама называла непонятным словом — палас: "Девочки, разувайтесь, а то наш палас Клава только вчера пылесосила". Чай у них в доме всегда пили с пирогами: "Девочки, берите с капустой, они у Клавы особенно получаются. Дина, не маши руками, разольешь чай... так и есть — разлила! Бери салфетку... видишь, какие красивые, с пингвинами!". Пить чай под таким присмотром нам было неловко, и мы, в будущем, от него всегда отказывались: "Спасибо, теть Наташ, мы не голодные!".

На том дне рождении Ани был торт со свечами, в проеме кухонной двери над нами стояла Клава в переднике, над оливье скучал Анин папа, похожий на покрасневший багажник собственной машины, а у нас напротив был звериный аппетит: требования растущего организма помножились на "купонное" голодное время. Помните смешные зеленоватые квадратики, как игрушечные деньги в больших стратегических играх, которые только входили в моду, типа "Империи" или "Монополии". Мы ели торт, поздравляли Аню, предвкушали портвейн и, возможно, драп, но уже на квартире у Ивановской. Да, я не сказала, к концу школы Дина уже жила одна. Как только стало возможным, Михаил Ивановский — виолончелист оперного театра — взял с собой на гастроли в Одессу болеющего сына Моню и исчез: "надо спасать мальчика!". Дина осталась в Киеве с бабушкой, которая не могла на турецком корабле, нелегально. Бабушка Сима почти не ходила, сидела в бывшем Монином кресле и подолгу смотрела в открытое окно. Его Динка открывала, чтоб запаха от бабушки Симы было меньше.

Так вот, на том дне рождении Сашка Шкалько услышал, как Клава громко сказала на кухне: "Зачем Анечка в дом врагиню народа, жидовку приводит? Тяжка годына, хоч батька б пожалила, и так голивонька його болыть...". Дальше было как-то рвано. Сперва красный Сашка выскочил в гостиную, затем Дина побелела, а Аня стала кричать, что уйдет из дома, что больше не может жить у ханжи и антисемита, а я не знала, куда положить недоеденное печенье, поэтому сунула его в карман... оно мне очень пригодилось потом, когда после травы скрутило в желудке. Мы с Динкой выворачивали карманы и наперебой слизывали крошки на жесткой джинсовой ткани. Травка была слабенькой, что называется — для аппетита, но нам было хорошо. Золотое время, когда драп еще вставлял...

Аня смеялась, манерно прыская в кулачок, ржал влюбленный и пьяный портвейном Сашка, раскачивалась и напевала Динка, я пыталась ей аккомпанировать, но не могла, из-за смеха. Даже бабушка Сима улыбалась в своем продавленном кресле-мастодонте, вилял хвостом седой и уже глухой терьер Бася, смеялись в соседней квартире, играя купонами в "Империю", хохотали в ночных очередях те, у кого был талончик с цифрами первой сотни... золотое было время, когда не знаешь, что завтра тебя не встретит выгнанная вчера, надоевшая кошка.

Продолжение следует...