|
Прости меня, Мать,
но не нужно тебе ни о чем знать.
Я болею.
Всё слишком неизлечимо.
Когда я буду к тебе приезжать,
ты будешь уверена,
что всё
как в мечтах твоих,
соизмеримых,
пожалуй, с объемом космоса:
что жизнь дитеныша непобедима
(достаточно выключить газ,
дверь запереть и форточки,
чтобы не простудиться).
Тебе говорили: "Могла не родиться,
а родилась здоровой"...
Прости меня, Мать,
но не нужно тебе ни о чем знать.
Я, вдали от тебя — давно неправда.
Когда я буду к тебе приезжать —
всё меньше буду стремиться обратно,
всё крепче буду тебя любить:
и детство, оставшееся позади,
и папины нарды...
Прости меня, Мать,
я уже в розовом,
ведь мне не дождаться своей седины.
Я болею.
Всё слишком серьезно.
И нет ничего, кроме чувства вины.
Но я попрошу тебя подсознательно
(хотя это может быть второстепенным),
чтоб ты не стала меня дожидаться.
Будь первой.
О ней
Девочка-цыпочка
играет в салочки.
Сыплется штукатурочка,
обмазывает и продолжает следы,
чтобы девочке найденной быть
раньше времени.
Бледненькая нарочненько.
Не меняя углов,
в которых недолго
развязка рождается,
пряди разглаживает утюгом
до паленого перышка —
чтобы на запах.
Гранитные стеночки
зубками белыми
в минуточку с хвостиком
разгрызает.
Проходит и молится,
и слышно и памятно
и жалко нам котика —
бродяжку бессильную,
бесову головушку.
И пальчиком крошечки
со стола
до каждой крупиночки
кручинной но свеженькой —
с серебряной скатерти.
Уйдет незаметно,
как только заплатите.
| 
