Rambler's Top100 'Сон Разума', главная страница 'Сон Разума', главная страница 'Сон Разума', обязаловка
[an error occurred while processing this directive]
[an error occurred while processing this directive]
Император, часть 6
Песчаное Таро
 


С набережной, по которой с натужным скрежетом и призвякиваньем продвигался, выедая душу, трамвай, открывался великолепный вид на противоположный берег Большой Реки. Степок припомнил вдруг, как на заре нынешнего развала он ехал как-то по этому же самому маршруту, углубясь в волкогоновские писания о Сталине. Чтиво и по тем, голодным на историческую попсятину временам не особо информативное, но достаточно тяжелое. Оторвав вдруг глаза от книги, он бросил тогда взгляд на противоположный берег и жуть охватила его — словно из-под воды, долго пронырнув под самое дно, всплыть нежданно не на залитом солнцем плесе, а в подземном гроте с осклизлыми корнями над головой и болотным запахом — прямо перед ним на дебаркадере красовался огромный транспарант "СЛАВА КПСС". Попахивало аксеновской лозунгографией и бог весть еще какой чертовщиной.

Транспаранта, конечно, давно не было и в помине, но ощущение вернулось и даже вроде как-то обострилось. Тем паче, что в его руках был уже не пасторальный по уголовной действительности Форсайт, а прихваченная с работы ходившая по отделу неизвестно чья документальная книжка о серийных убийцах.

Автор книги о доморощенных маньяках был откровенно кровожаден. В конце каждой главы он с удовольствием не забывал отметить, что приговор о высшей мере приведен в исполнение. Изредка пойманных серийных убийц-садистов-некрофилов-потрошителей признавали невменяемыми и заменяли им высшую меру пожизненной отсидкой, о чем автор откровенно сожалел.

Получается, что в этой области криминалистики роль Высшего Суда берет на себя медицина. Пусть бы интенсивная терапия, где реаниматор постоянно стоит перед нравственным выбором профессионала — в какой момент перестать бороться за угасающую в руках чужую жизнь — так нет же, здесь вершителем судеб выступает жирная кабинетно-шприцевая психиатрия, которая представляет собой не науку и не ремесло, а, пожалуй, не совсем удачную форму жречества, предыдущей властью вовсе приобщенная к исполнению политических приговоров.

С другой стороны, не является ли факт совершения нескольких умышленных убийств без явной, бытовой корысти неопровержимым свидетельством невменяемости человека, что бы он ни рассказывал, глядя на чернильные пятна, и как бы ни реагировал на удары молоточком по колену? И напрасно художественные и документальные жизнеописатели маньяков с нарочитым пренебрежением (от которого за версту разит черной завистью к более талантливому коллеге) пишут о философских, эстетических и художественных опытах этой категории людей. Не задумывались ли вы, что взять на себя грехи человечества можно, не только работая по субботам и призывая сограждан разрушить храм старой веры, но еще и таким чудовищным способом. Ибо этот поступок при всей своей асоциальности и безнравственности совершенно бескорыстен и в то же время обрекает совершившего его на проклятие толпы и мученическую смерть.

Впрочем, Степок, вернувшись к чтению, думал совсем не об этом. В голове его крутились все больше цеховые и профессиональные вопросы, то и дело возникавшие в процессе чтения. Лариса, не желающая открывать имя своего обидчика, который, судя по всему, мог рассказать о ней на следствии и суде много интересного, и потому сочиняющая путанную историю про подобранные ключи, черные маски и чуть ли не канонические утюги и паяльники, разбирательство с субъектом, который нажравшись до поросячьего визга заснул на корточках в собственном доме да и помер от неудобства избранной позиции, убийства, убийства, убийства — в основном молодых — "ушел из дому и не вернулся... джинсы, пуховик, вязаная шапка ...", допросы, вонь следственного изолятора, холодные полупустые кабинеты.

Тем временем трамвай пересек реку по мосту и углубился в безлюдные по дневному времени рабочие поселки — недавнее городское предместье, где и дух сохранился иной. После конечной остановки трамвайное кольцо исчезало между деревцами какой-то уж вовсе непонятной чахлой и замусоренной рощи, вокруг которой разбросаны были нечастые — с бору по сосенке дома, не то дачные, не то деревенские, "частный сектор", который порой можно совершенно неожиданно встретить и в самом центре Большого Города, живущий своей — настороженной и скрытной жизнью.

Дорогу ему разъяснила девица в засаленной китайской куртке, тянущая к остановке ручную двухколесную тележку, на которой громоздились банановые картонные коробки, в них обычно возили свой Товар все мелкие лоточники. Идти пришлось по улице, огибающей ту самую рощу. Это была, собственно говоря, уже и не улица, а давно и скверно асфальтированная дорога, которая минут через пятнадцать быстрой по холоду и непогоде ходьбы и вовсе выродилась в извилистый проселок.

Неожиданно вынырнув из-за деревьев, дорога уперлась в отличное недавно построенное шоссе, на конце которого просматривались внушительные металлические ворота поселка, который можно было величать дачным с огромной натяжкой. Трех-четырехэтажные особняки граждан, преуспевающих в новой демократической жизни стояли плечом к плечу, словно крепкие осенние грибы-маслята выламываясь из окружающей пригородной серости эдаким чудо-юдо-рыбой-кит из иллюстрации к "Коньку-Горбунку". Единственным строением, которое, как ни странно, гармонировало с лубочной новорусской деревенькой, была стоящая рядом с группой деревьев на небольшом возвышении искомая церквушка.

Вообще-то, вид ее не вызывал никаких чувств, кроме жалости и пожалуй некоторой брезгливости. По мере приближения впечатления не менялись. Открылась обгорелая стена, черные провалы окон, полуразрушенная маковка.

Врат естественно, не было и в помине, Степок свободно вошел внутрь и, обходя кучи строительного мусора и пустые бутылки, пробрался в середину, закурил, и только потом, слегка отдышавшись с дороги, не спеша огляделся. Как и следовало ожидать, внутренний погром был еще более тяжким нежели наружный. Давнишний, уже несколько лет как зарубцевавшийся изрядный пожар пощадил лишь одну из стен, на которой-то и оказалось много заслуживающего внимания.

На некогда ровной, а ныне искореженной превратностями новейшей истории стене, поверх проглядывающих из-под полувысыпавшейся штукатурки фресок с кое-где сохранившимися строгими нерублевскими взглядами нимбоносных святых, ярко-алой аэрозольной краской наискось была выведена более чем нетипичная для поселкового охлоса фраза: "Миня Тыкал Фаллос". Рядом, разделяемое корявым изображением нескольких пятиконечных звезд, почему-то нарисованных вверх ногами, было довольно ровно накарябано чем-то острым:

И больше всех она

Любила Rolling Stones

Jennies Joplin

T"rex и Doors

.......................................

Как жаль, что она умерла...


Продолжение следует...

Последнее:







Обсудить произведение на Скамейке
Никъ:
Пользователи, которые при последнем логине поставили галочку "входить автоматически", могут Никъ не заполнять
Тема:

КиноКадр | Баннермейкер | «Переписка» | «Вечность» | wallpaper

Designed by CAG'2001
Отыскать на Сне Разума : 
наверх
©opyright by Сон Разума 1999-2006. Designed by Computer Art Gropes'2001-06. All rights reserved.
обновлено
29/10/2006

отписать материалец Мулю





наша кнопка
наша кнопка



SpyLOG