Действующие лица:

Он (мужчина неопределенного возраста).

Она (молодая прелестная женщина; во всех эпизодах — за исключением первого — обнажена).

Серым безлюдным днем они лежали — оба в черных осенних пальто — друг напротив друга над большой лужей и смотрели на свои отражения.

Он тронул лужу пальцем — его лицо в воде покрылось рябью:

— Надо утопить тебя в этой луже. Надо утопить тебя в этой вонючей луже.

Он опустил руку в серую жижу:

— Ты будешь вонять. Ты будешь вонять помоями и собачьей мочой.

Он посмотрел на свою грязную ладонь и провел ею по волосам.

— Лысая певица.

— Дурак.

Крупный план: вялые полукружья ряби на поверхности лужи.

Он сидел за стойкой бара — все в том же черном осеннем пальто — и потягивал виски.

Она прошла по стойке и легла на нее — навзничь; закинула руки за голову.

— У тебя небритые подмышки, — он поставил стакан на ее живот. — У тебя вонючие небритые подмышки.

Он закрыл лицо руками:

— Ты омерзительна. У тебя отвисшие сиськи и отвратительно несвежее брюхо. У тебя безобразная задница. Я не желаю видеть твою безобразную задницу.

Она повернулась (стакан упал на стойку и откатился в сторону), приподнялась на локте. Положила на бок бутылку виски, пальчиком прочертила путь вдоль стойки пульсирующему ручейку. Подожгла бумажную спичку и поднесла к истоку. Синее пламя вдоль ручейка — вдоль стойки — вдоль ее тела.

— Дурак.

Крупный план: медленные капли горящего виски.

Они лежали в серой измятой постели. Она курила длинную тонкую сигарету — серый пепел падал на его подушку. Он отвернулся.

— Шлюха. Дрянь. Я буду трахать тебя в жопу. Я буду трахать тебя в жопу и рисовать спермой иероглифы на твоей спине.

Она отвернулась, бросила окурок в стакан с остатками сока, стоящий на прикроватной тумбочке, положила голову на согнутую в локте руку.

— Ты ничего не знаешь о любви. Ты ничего не знаешь о любви — ты только ждешь, когда я буду тебя трахать. Ты грязная портовая шлюха.

Она закрыла глаза.

— Грязная портовая шлюха. Ты не стоишь даже простыни, на которой лежишь. Ты ничего не стоишь. Я буду трахать тебя в жопу.

— Дурак.

Крупный план: окурок в стакане с остатками сока.

Он сидел за письменным столом, быстро и сосредоточенно писал — черными чернилами на белых листах. Ручкой с золотым пером.

Она подошла — с чернильницей в руках. Заглянула в рукопись и неторопливо залила ее чернилами — красными.

Отшвырнул ручку:

— Мерзкая тварь. Ненавижу.

Она провела ладонью по его волосам, по заросшей щетиной щеке, сочувственно заглянула в глаза. Он устало откинулся в кресле.

— Уходи.

Она села на его колени, лаская шею, голову, плечи; целуя лоб, глаза, краешек губ — нежно, едва касаясь.

Он опрокинул ее на стол — прямо на красную лужицу. Она покорно откинулась, прикрыв тонкой рукой отрешенную полуулыбку.

— Дурак.

Крупный план: его окровавленные чернилами пальцы на ее недвусмысленно согнутом бедре.

Он брился опасной бритвой у заляпанного зеркала в ванной.

Она подошла сзади — чуть склонив голову к плечу, смотрела на его отражение.

Встретились глазами — порезался — алая капля убежала в остатки белой пены.

Развернулся к ней:

— Блядь! Ну чего ты приперлась?

Схватил ее за плечо и несколькими короткими быстрыми движениями вырезал на ее груди "fuck" — она не сопротивлялась. Отпустил.

Она посмотрела на быстрые струйки, стекающие к животу, собрала ладошкой алые капли и поднесла к его рту. Медленно, но жадно облизал окровавленные пальцы. Рывком развернул ее спиной к себе, грубо нагнул над ванной.

— Дурак.

Крупный план: ритмичная алая капель на кафельном полу.

Они завтракали на серой кухне.

Она пила сок, отрешенно глядя в окно.

Он быстро ел залитую кетчупом телячью отбивную, разглядывая поочередно вилку и нож.

— А если тебя сожрать? Отрезать каждый день по кусочку. Пока не останутся одни кости.

Он закончил с отбивной и размешивал сахар в кофе со сливками.

— У тебя, наверное, мерзкий вкус. Как у корейских собак. Твое мясо воняет падалью. И наверняка жесткое, как подошва.

Она поправила волосы и закурила — все так же глядя в окно.

— Я буду жарить тебя на овечьем жире. И ты будешь вонять еще больше.

— Дурак.

Крупный план: грязная тарелка с остатками кетчупа, грязная вилка, нож.

Он выключил ночник, отвернулся к стене, накрылся с головой одеялом. Заплакал.

Она присела на краешек кровати.

— Уходи. Я больше не хочу писать. Слишком мучительно. Уходи.

Она легла рядом — поверх одеяла — обняла его спину. Бережно отвела ткань с его лица, нежно прижалась к залитой слезами щеке.

— Уходи! Ты мне больше не нужна.

Она поймала пальчиком соленую каплю у его глаза, провела по своей щеке — мокрый след на белой коже. Перевернулась на спину и закрыла глаза.

— Дурак.

Крупный план: толстая рукопись на письменном столе; заголовок — от руки — "Серое кино".