— Отправь, пожалуйста, факс шведам — это срочно! — и закажи мне на завтра билет в Питер. Я в пробке на Садовом. Все звонки — мне на мобильный. Все.

Можно расслабиться — Ирочка редкая умница, сделает все, как надо: и факс отправит, и билет закажет, и звонки переадресует, и посетителей — буде таковые нарисуются — найдет, чем занять. Редкая умница. И давно переросла свою должность. Но мне жаль отпускать ее — мой эгоизм выше моего же уважения к ней. Ну где еще я найду такого помощника?!

Не понимаю тех, кто легко отпускает хороших работников — ведь есть незаменимые, есть! Вон Гришка — отпустил Волину, и что теперь? Пятерых вместо одной Ленки взял — и ни черта! Хоть убейся — и две сотни дур одной умницы не заменят. Да еще пойди, найди ее — умницу-то...

Вот Ксюха моя...

Ммм... привычка. Не моя... Странно как она теперь вспоминается — как сквозь туман...

Тоже ведь редкой умницей казалась. И куда что подевалось? За десять лет превратилась в злую, жадную, законченную истеричку. Мегера! Медуза Горгона!

Прелестнейшее существо на свете — моя Лорелея!.. — дьявольским образом преобразилась в настоящего монстра. А почему? Может, я сам виноват? Может, и сам... А может, и никто — может, просто так сложилось...

Хорошо еще, что опомнился вовремя — пока Степка маленький. Хотя, и он, видимо, что-то чувствовал — понять-то он пока не в состоянии. Не зря же он так легко принял переход мамы в воскресные. И не плачет даже, когда она уходит.

С девочкой, наверное, было бы сложнее. Впрочем, кто их знает, девочек этих...

Светофор — наконец-то!

— Ирочка, я через десять минут буду — кофе приготовь, пожалуйста. И пригласи ко мне Русанова.

Сейчас она встанет, возьмет банку с ароматными зернами и потянется к кофемолке — шеф любит свежемолотый.

Они называют меня Шефом. Нормально — я бы искренне удивился, называй меня подчиненные Пал Сергеичем даже в курилке. Шеф. Я и есть Шеф.

А еще отец, сын, брат, приятель, любовник и даже бывший муж. Во как много. Да еще забыл наверняка что-нибудь.

Что это меня вдруг на философию потянуло?..

Вот и контора — приехали.

Опять колокола. У них что — каждый день праздники? Как они меня раздражают! Надо все-таки найти офис в другом месте. Кому бы поручить? Может, Русанову? Нет — он пока на шведах завязан. Ладно, придумаю что-нибудь. Или Ирочку напрягу.

Интересно, как отреагируют шведы? В принципе, должны бы заинтересоваться...

На самом деле я звонарь.

Я стою в драной телогрейке и лохматом треухе на продуваемой всеми ветрами колокольне и разговариваю с послушным звонким металлом: рассказываю колоколам мою тоску и мою радость, тишину моей души и крик моего сердца; колокола отвечают мне — чуткие, тонко и верно чувствующие, отвечают только нам с ними понятной до конца песней — радостной и тоскливой, печальной и восторженной.

Я — звонарь. Но об этом никто не знает.

Даже я.