Чугунная чушка в очередной раз взмыла вверх и опустилась. Сереженька с шумом выдохнул, и под действием создавшегося в груди отрицательного давления воздух начал вновь наполнять легкие. Хотя таких, в общем-то, малозначительных технических подробностей Сереженька и не знал. Ему было не до того — он выполнял "жим лежа". Как и всякий реальный пацан он ежедневно выполнял комплекс физических упражнений, состоявший из жима лежа левой, жима лежа правой, жима лежа обеими и даже жима лежа левой и правой попеременно.

Проделав упражнение еще пару десятков раз, Сереженька встал и подошел к зеркалу. Отражение приятно поиграло бицепсами, трицепсами и прочими мышцами, название которых Сереженька не знал (в общем-то, он и между первыми-то двумя не видел особой разницы, предпочитая все называть более универсальным, по-пацански всеобъемлющим словом "мышца").

— Ну все, ладно тебе. Ты, это, собирайся, — многозначительно выдал Николай Петрович, внимательно до этого следивший за физкультурной разминкой.

— Мы ж, это, опоздаем. Полдень уже.

Сереженька еще раз взглянул в зеркало и начал натягивать рабочий спортивный костюм, в котором он работал по средам. На ноги он надел реальные черные кроссовки и, еще раз критически оглядев себя в зеркале, вышел в коридор. Николай Петрович провернул ключ в замочной скважине. Толстая стальная дверь захлопнулась. Пора было работать.

— Деньги, — угрюмо повторил Сереженька.

— Ну вот выручка за день, — уже совсем всхлипывающим голоском выдал кассир.

— Я сказал не "выручка"! Я сказал "деньги"! — уже совсем звериным голосом выдал Сереженька.

Кассир трясущимися руками полез под прилавок.

— Вот. Вот доллары.

— Я сказал не "доллары"! Я сказал "деньги"! — бешено заорал Сереженька и плавно, с оттяжечкой заехал продавцу в нос.

— Красиво работает, шельмец... — протянул Николай Петрович, кладя руку на чехол мобильного телефона. Александр Павлович "Лысый" согласно кивнул головой и вновь уставился на происходящее действо.

— Я сказал деньги! — вновь злобно повторил Сереженька.

Деньги, аккуратно разделенные по старшинству на четыре части (одну для автора) перекочевали в карманы.

— Да, Сереженька, ты слыхал про Корейца?

— А что?

— Да замочили его...

Сереженька задумался, размышляя... У него сегодня было философское настроение...

— Стремно жить на свете... — выдал он через десяток минут.

Повисла пауза. Николай Петрович и Александр Павлович восхищенно затихли, пораженные полетом мысли. Сереженька довольно оглянулся, наслаждаясь результатом.

— Да, стремно жить на свете, — повторил он еще раз.