Спят два кита на моем мониторе,

В шахматы туч не играет ветер.

Чья-то рука на чужом заборе

Пишет странное слово "вечер".

Ты допоздна пропадаешь где-то.

Я до утра пью кефир на кухне,

Читаю рекламу во вчерашних газетах:

Все на курорт, там, дескать, ухнем.

В Турции шоппинг — везут дубленки,

Во все века продавали шкуры.

На кленах листья, как на клеенке

Следы варенья. Свои цезуры

Расставит время, кефир на виски

На час заменит, потом обратно.

Как на Парнасе — стихи, сосиски —

Что тут полезно, то там приятно.

Белые ночи. Всё наизнанку:

Все неприкрыто как на прилавке

И уместимо в консервную банку.

Вместе с китами. В Лебяжьей канавке.

Ты допоздна пропадаешь где-то.

Я вспоминаю тебя с улыбкой.

Под покрывалом Изиды лето

Пахнет дождями... И чьей-то ошибкой.

Опять февраль.

Достать чернил и — в картридж, картридж — в принтер.

Пусть алкоголь нам заменил Грааль,

Я чувствую движенье крови...

Дрожу как пойнтер...

Наготове

Исчезнуть, испариться, быть не здесь.

А где-то в направлении востока.

На завтрак я опять готовлю смесь:

Немного спирта и немного сока.

А птицы... А мосты... А облака?

Рожденный ползать тоже рвется в выси.

Но тянут вниз его исподтишка

Какие-то невидимые кыси.

Опять февраль, и плавятся листы

От холода, от скуки, от невроза.

Служенье муз не терпит суеты,

Не терпит долгосрочного прогноза.

Закапанный чернилами паркет —

Все что осталось от потери духа.

И муза, появившись лишь в обед,

Опять уйдет и поцелует в ухо.