Пусть это будет детективный рассказ, успешный коммерческий жанр, где справедливость торжествует, а преступник обязательно окажется наказан по законам нашего сурового конкретного времени.

Итак. Это случилось в кафе "Айзерикебаб", на Лиговке. Где за заляпанной стойкой вяло жевал шалу заросший щетиной прямо от глаз азербайджан. Он мысленно находился там, где на горбатом каменистом склоне пасся вожделенный белый ишак. Маленький слабоосвещенный зал был почти пуст. В самом темном углу проглядывались неясные очертания напряженно сидящего человека за дюжиной пустых кофейных чашек и переполненной пепельницей на столе. По центру же сидела странная пара: дорого одетая молодая женщина (меховая шуба, меховая шапка, сумочка, отделанная мехом — так одеваются люди, у которых рост благосостояния в несколько раз опережает стремление к самообразованию), и немолодой уже человек, словно изнуренный палочкой Коха и тягой к познанию непознаваемого. Он был одет в серое на две трети пальто фабрики Володарского и застегнутую на все пуговицы под самое горло белую рубаху, которые вышли из моды в начале прошлого века. Между ног у него стоял большой желтушный чемодан.

— Господи! Милая любимая Нора, как же долго я вас искал в этом огромном городе. Я так рад...

Сильно волнуясь и пошатнув от этого колченогий стол, он попробовал, неловко привстав, поцеловать даме руку, но та отстранилась с вялой улыбкой и сказала:

— Не здесь, Ванечка. Не здесь и не так. У нас не принято на людях руки всякие целовать. Это, выражаясь по-вашему, пошло.

— Извините, — смутился Ванечка и опять пошатнул колченогий стол.

— Какой же вы неловкий, Иван. Так нельзя, — сказала женщина и закурила тонкую сигарету, посаженную в длинный мундштук. — Мы так и будем сидеть или вы чем-нибудь все-таки угостите меня? Вы вообще ухаживать за мной собираетесь?

— Конечно, конечно. Как же я так! — спохватился вконец смутившийся немолодой человек, хватаясь за желтеющий в полумраке чемодан. — Самогоночка ваша любимая, на калгане настоянная, божья слеза.

— Ну что вы, — замахав руками, словно отгоняя надоедливых мух, проговорила Нора. — Здесь так нельзя. Здесь вторая столица. С собой приносить и распивать напитки нельзя. Заказывать надо у стойки вон у того господина. И потом самогон. Этот самогон, от него болит голова. Закажите мне сухой "мартини" и побольше льда. Да есть ли у вас на это деньги, Иван?

— Не беспокойтесь, пожалуйста, я сейчас. — Ванечка поспешил к стойке, на ходу перетряхивая потертый бумажник.

Когда он вернулся с подносом, его дама как будто уже спала. Он тихо сел напротив, осторожно поставил на стол бокал с "мартини", рюмочку водочки для себя и стал смотреть на нее немигающими глазами.

— Что вы там рассматриваете, Ванечка? Ухаживать-то кто будет за дамой? — полуоткрыв глаза, посоветовала Нора. — Или будем так сидеть и молчать. А впрочем, давайте пить.

Ванечка покорно кивнул и, выпив рюмку, снова полез к чемодану у ног.

— Опять самогон, — Нора брезгливо насупилась. — Я же говорю вам, что здесь не принято.

— Нет, что вы! — вылезая из-под стола, отвечал Ванечка. — Здесь письма.

Он положил на стол аккуратно перевязанную бечевкой стопку конвертов. — Собственно поэтому я и решился найти вас.

— Это же теперь ваши письма. Письма вам, — поправила его Нора, чуть прикасаясь к бокалу.

— Но это же вы писали, — снова смутился немолодой человек, хватаясь за пустую уже рюмку. — Вы там писали, как любите меня, как хорошо нам было там под Саратовом. Этим летом.

Третий посетитель кафе быстро затушил недокуренную на треть сигарету и встревожено заерзал на стуле, явно собираясь подобраться поближе.

— Ну да, конечно, — улыбнулась на сторону Нора. — Вы имеете в виду сеновал. Вам ведь только это и нужно от меня. Вы хоть любите меня? Вы хоть знаете, что это такое?

— Да-да, то есть, нет, — Иван не выдержал, щелкнул замками чемодана и выхватил оттуда небольшую бутылку и выточенную из липы шкатулку.

— Так и спиться недолго, — пожурила его знакомая, но шкатулку открыла.

Там лежали два потемневших от времени мельхиоровых кольца.

— А чтоб не дрожала рука, я собираюсь предложить вам свою руку. — Ванечка сделал глоток из горлышка и зажмурился. — Будьте моей женой.

Нора допила свой бокал и удивленно пожала плечами:

— А сердце? Да и что же вы будете делать здесь, я имею в виду, чем зарабатывать, где жить?

— Я пишу, точнее, я написал два романа и буду дальше писать. Помните, как вам нравилось, когда я читал вам?

Нора рассмеялась:

— Книжки — это сейчас неактуально, вам надо пойти учиться, Ванечка, тогда сможете что-нибудь продавать, например металл. Это серьезное занятие и оно приносит хорошие деньги. Жить нужно достойно, Ванечка. Иначе не будет будущего.

Иван опустил голову и запустил пятерню в рыжеватые, прямые, неровно подстриженные волосы. Какое-то время он сидел неподвижно, но потом все же нашел в себе силы возразить:

— А я разве не живу достойно? И кто может знать, будет это будущее или нет? И каким оно будет? Этого никто не может знать!

— Может, может, — хихикнула Нора. — Чем витать в облаках, посмотрите лучше на себя. Вы так похудели, Иван. Нужно кушать, Иван, чтобы щечки были круглые и животик, у вас же совершенно нет живота.

— Зачем мне живот? У меня — пресс.

— Ха-ха-ха, пресс! По животику можно хлопать, а чтобы был животик, нужно продавать металл. Все очень просто, Ванечка.

— Хорошо, — Иван покорно кивнул. — Я буду продавать металл. Главное — я люблю вас!

— Вы не сможете продавать металл, Ванечка.

— Ну, буду писать, буду преподавать. Главное — вы любите меня! Или, хотите, уедем ко мне под Саратов, у нас вовсю расцветает весна. Или вы уже не любите меня?

Третий посетитель глубоко задышал, словно перед началом оргазма, и рука его, оставив в пепельнице очередную тлеющую сигарету, залезла в карман серого пиджака.

— Наверное, люблю, оттого и советую вам. Впрочем, вам этого не понять. Поезжайте к себе под Саратов, учитесь, торгуйте металлом, в общем, живите достойно. И все у вас будет хорошо. А мне, пожалуй, пора. — закончила Нора, поеживаясь в своих кочевых мехах и поднимаясь.

— А как же письма, как же все, что произошло этим летом, — устремляясь за ней, надрывно крикнул Иван.

— Опять вы про сеновал, — отмахнулась Нора. — Учитесь жить для себя, а главное — кушайте, кушайте. И прощайте.

Она стремительно вышла на улицу, оставив после себя пустой бокал с красными следами от помады и мужественный аромат "Hugo Boss". Третий посетитель презрительно хмыкнул и выключил ненужный более диктофон. Он позволил себе закурить большую вонючую сигару впервые за вечер — дело было сделано, и набрал на "мобиле" номер:

— Палыч, это я. Я... Ну хто-хто, детектив твой. Все в порядке. Это просто алеша, по-вашему будет — лошок. Безответная любовь оборванца. И никаких шансов. И мне двести "бачей". Что? Баба? Она ушла.

Нора действительно ушла за угол. Там ее поджидал "мерс", красный, как помидор. Села в услужливо приоткрытую дверь рядом с крупным мужчиной. Тот хищно улыбнулся, отчего помидорные щеки его затряслись. Нора в ответ похлопала его в булькающее брюхо ладонью и захохотала:

— Поехали! Мой идиот не туда следит. У нас четыре часа в запасе, мой толстячок!