Я выхожу ждать во двор, засыпанный пухом двор-колодец. Пахнет пережаренным маргарином. Одиннадцать вечера, невыносимо светло.

В голове стоит звон. Вот и все: сейчас она откажется от меня. Я уверен, что ее убедят. Не думал, что принять это будет так тяжело. Душно, как на мексиканских плантациях. На небе ни облака. Я пытаюсь прикурить сигарету.

Весь этот нелепый фиолетовый семинар начался два дня назад. В школьном спортивном зале среди шведских стенок, баскетбольных колец и козла (как спортивный снаряд). Мы сидели на окаменелых матах: десяток "студентов", пять помощников и дипломированный инструктор — энергичная женщина, с волевым, напоминающим сбитый на зоне табурет, лицом.

Интернациональная продвинутая программа, способная за два дня полностью сдуть с человека годами накопленный ворох проблем и научить радоваться, улыбаться, дышать. Инструктор, и точно, все время улыбается, прямо как моя жена, когда замышляет какую-нибудь гадость. Инструктор рассказывает об истории данной программы, которую ментально осеменил некий гражданин штата Техас мистер Смит, еще полвека назад. Дикий смерч сгубил его кукурузу, недоносок-племянник сжег его дом, забыв выключить электроутюг, с известным комиком афро-американского происхождения сбежала его жена, конь съел его ковбойскую шляпу...

Я старше Маши на 15 лет, она моя ученица, моя любовь. Нежная и трогательная, хочет стать стервой и моей женой. Она сидит здесь прямо напротив, зажав ладони между красивых колен, взволнованно и волнующе дышит. Она, наверное, любит меня, моя Маша. Маша и привела меня сюда.

— Мистер Смит не свел счеты с жизнью, — голос инструктора повышается, возможно, подошло время для кульминации. — Он изобрел другой выход! Спустя месяц он мчал на роскошном кадиллаке, из нагрудного кармана шикарного белого пиджака торчала толстая пачка новеньких зеленых банкнот. Путь его лежал в Голливуд. Мистер Смит улыбался, и улыбка больше не сходила с его лица. Теперь ведь он знал...

Инструктора зовут Жанна Смирноff, она недавно вернулась из Майами, где обучалась психологии "фиолетовых" шесть месяцев. И про нее мне все было понятно. Но зачем же здесь я? И кто такой я? Банальный среднестатистический отец семейства, уважающий уют и домашнюю кухню. Выпиваю две бутылочки пива в субботу, научился оптимистично кивать, слушая свою жену, проигрывать в шахматы отставному прапору-тестю и прочей пошлятине. Я — сформировавшийся обыватель, и мне бы доживать спокойно в полудреме, в безветрии чувств, без повышения давления при каждодневном, естественном стуле. Но вот бывает же, просыпаешься однажды с ненасытной жаждою жизни. И пьешь ее и не можешь напиться. И плевать, что похмелье будет неизбежным и страшным...

Если я захочу, то могу об этом здесь рассказать, а на семинаре так принято, и еще, обсудить со всеми и принять правильное решение.

Между прочим, выступления (добровольные рассказы участников) уже начались. Плотный юноша в тесной одежде несвязанно выкладывает свою историю, словно отламывает кусочки. Я не понимаю, о чем это он, о спорте или о девушке, или о стероидах, и что у него растет грудь, и что в детстве он ел хомяков.

Жанна, улыбаясь, как всегда, просит представить на минуту присутствующих то, как повел бы себя в данной ситуации мистер Смит, и приглашает перейти к обсуждению. Советы сыплются один за другим: стероиды лучше не есть, лучше вводить анально, есть нужно — хорошая девушка должна и с грудью полюбить.

С места срывается потный красный студент-толстяк и что-то быстро опускает спортсмену в ладонь, потом так же быстро бежит на выход. Через мгновение от него остается лишь кислый запах духов и кошки.

— Он еще вернется, — успокаивает публику Жанна. — Такое бывает часто. Давайте продолжать.

Спортсмен разжимает ладонь, там алеет валентинка в паре с визитной карточкой...

Маша, Машенька, шокировал тебя валентинкой старый педераст, похожий на одного смелого телевизионного демократа. Нам бы сейчас прокатиться по Неве на катере, попивая коньяк. Она догадывается о моих мыслях, чуть улыбается. Уже хорошо.

Маша считает, что я циничный, но хороший, хотя не люблю людей. Умный и героический. Свой последний не запломбированный зуб отдам за то, что видит она меня в своих снах: мы идем по аллее парка, я с коляской, а она — с букетом цветов. Малыш писается, начинает кричать. У-гу-гу, — говорю я ему. А он тянет ручки ко мне: — Пи-пи, дедушка.

Я снова прислушиваюсь к выступающим. Дама рыжая в кожаных штанах, жопа ящиком, эдакая ягодка опять, сердится:

— Все мои подруги, мой муж. Говорят, что я — блядь. Это не так. Я еще молода.

— А вы не бойтесь, — вступает Жанна, — это признать. Полюбите себя за это.

Помощники Жанны дружно кивают.

Дама кажется тронутой:

— Конечно. Конечно, я — блядь.

Аплодисменты. Интересно, думаю, как бы эту фразу произнес мистер Смит. Студенты выступают по очереди по кругу. Вот и мне пора. Я смотрю на Машу, она очень хочет остаться, но выходит (таковы правила). Она честная неиспорченная еще. Мне ее очень жаль. Через год она уйдет от меня.

А я — поросенок, который сбежал из загона, и которого не хватились — мало ли в поросятнике поросят. Повалялся в луже, попрыгал и испугался надвигающихся сумерек. Об этом мне сейчас скажет инструктор. Сдвинув брови, подтвердят помощники и студенты. Может быть, рыжая дама в штанах удивится — и зачем вам она? Я и сам с ними почти согласен, и мне надо так и сказать, а я могу выговорить и выговариваю вот что:

— Не лезьте в наши дела!

— Ну, так же нельзя, — Жанна, оказывается, может выходить из себя. — Мы тут все друзья.

— Я знаю, — говорю, — но, извините, у вашего семинара кишка тонкая.

И выхожу ждать во двор — Машина очередь подошла. Возвращаться сюда я не буду, буду дожидаться ее на улице. Я стараюсь не встретиться с ней взглядом, чтобы чего лишнего не сказать. Я уйду, и вся несчастливая стая налетит на нее, наставляя на истинный путь, путь, который лежит вдалеке от меня. Если она не станет их слушать — мы победим и выиграем для себя хотя бы один день, наполненный счастьем.

Мы победили, оставив их там, копаться друг в друге на кислых матах в душном зале. Мы катались на катере по Неве и пили коньяк. Мы были счастливы. И я видел нас бредущими по аллее. Видел цветы у нее в руках.

Через год она ушла от меня.