В углу приютилась пушистая, удивительно похожая на настоящую, синтетическая елочка. Она слегка побрякивала стеклянными шарами, нервно перемигивала гирляндой производства Гонконг. Что, впрочем, не мешало черно-белой, как телевизор "Рекорд", кошке с языческим именем Марфа мирно посапывать на диванной подушке, абстрагируясь от всего происходящего в комнате. Сама же комната напоминала маленький гостиничный номер какой-нибудь бывшей Британской колонии. Буфет, трюмо, полки без признаков пыли и книг, сервированный на двоих квадратный столик на одного. На столике — шампанское "Абрау-Дюрсо", зернистая икра минтая, прозрачно нарезанный лимон.

Сестры Овечкины — Нора и Таша сидели друг против друга, одетые по-праздничному скромно и строго. Некоторая фривольность Норинова декольте, компенсировалась наглухо застегнутым френчем Таши. Провожался старый год.

— Ну что ж, — начала Нора на правах старшей (на месяц) сестры. — Будем считать, что год прошел.

— Несомненно, — подтвердила Таша.

Вообще-то она редко соглашалась с сестрой, но тут был не тот случай. И сестры выпили по глотку шипучего напитка, разлитого в полуподвале старого дома на Загородном проспекте.

— Хорошо! — Таша закатила глаза, отправив в рот лимонную дольку.

— Неплохо! — согласилась Нора. — И самое главное, что мы не пригласили к себе этих дураков Барановых. Набубенились бы, как обычно, и стали бы дурными голосами свои дурацкие песни орать под расстроенную гитару.

— И танцевать они не любят, — подхватила Таша.

— И денег на подарки у них тоже нет, — резюмировала Нора, закуривая тонкую ментоловую сигарету.

Кошка лениво заворочалась, выказывая явное пренебрежение к вышеупомянутым братьям.

— Знаешь, — произнесла Таша после некоторого молчания. — Я тут гороскоп на досуге читала. Так вот, у нас в новом году все должно быть по-новому.

— Я тоже читала, — подтвердила Нора. — "Эра Водолея", однако, наступает, так что надо мне быть предельно осторожной.

В этот момент в дверь позвонили. Овечкины не ждали гостей, поэтому пауза не выглядела неестественной. Позвонили еще раз.

— Не дай Бог, это Г. Баранов! — Прошептала Таша, сжав воротничок френча.

— А если Баранов-Майоров? — растерялась Нора, так, похоже, и не разобравшись с охватившими ее эмоциями.

За дверью, однако, оказался совсем другой человек. В милицейской форме с погонами, на которых крохотными сосками поблескивали звездочки. По одной на каждом погоне. Одет младший лейтенант был в не по сезону летний китель и фуражку с гнутой тульей, напоминающей стартовую площадку на мысе Канаверел. И лишь розовые кальсоны, выглядывающие из-под форменных с лампасами брюк, намекали на то, что на улице минус 25. Положенные по штату усы милиционера серебрились инеем.

— Я, конечно, извиняюсь, — старательно пробасил гость, близоруко щурясь.

Пробасил и замолчал.

— Тебе чего, служивый? — поинтересовалась Нора, положив руку на округлое бедро.

— Да и я вас чего-то не припомню, — добавила Таша, облокотившись о косяк полуоткрытой в комнату двери.

Младший лейтенант профессиональный взглядом деревенского детектива окинул накрытый стол с елкой и коряво козырнул:

— Новый участковый я ваш. Филиппукин моя фамилия. Имя — Лев. Извиняюсь, забыл представиться. А какой сегодня праздник?

"Совсем дурак!" — решили сестры, а Нора, как более желчная, сказала:

— День милиции, Лева.

— Надо же! — растерялся Филиппукин. — Совсем заработался. Но служба — она служба и есть. Даже в праздники приходится исполнять. Неприятные функции. Так вот, жалоба у меня, товарищи, на вас.

— Это, какая же? — Удивились в свою очередь сестры.

Таша отбросила сползший на лоб каштановый локон, а Нора поправила скромное декольте на бирюзовом платье. Так на всякий случай.

— Сейчас, сейчас, — заторопился участковый, извлекая неведомо откуда потрепанную папку желтого кожзаменителя, зашелестел бумагами, выискивая нужную страницу. И, судя по наморщенному лбу, нашел-таки.

— Вот, коллективное заявление от 26 декабря сего года от соседей по коммунальному общежитию, где указано, что кошка ваша — кличка Марфа — изнасиловала в извращенной форме ихнюю крысу — кличка не указана. Вот. — Филиппукин замолчал, пытаясь сам осмыслить все вышесказанное.

Сестры одновременно посмотрели на Филиппукина, затем в комнату, где безмятежно спала Марфа, разбросав свои чресла по вышитой бисером подушке. В глазах обоих угадывался испуг.

— Еще раз, — попросила Таша участкового. — И с этого момента поподробней.

Тот совсем потерялся и промямлил:

— Есть заявление, товарищи, вот, — и ткнул пальцем куда-то внутрь папки. — Я вторую-то неделю на службе, а тут сигнал поступил, разобраться надо! Следственный эксперимент провести.

— Это как же? — сестер начало мелко трясти. Ну, взять анализ, этой: спермы, участковый запнулся.

— У кого, у кошки?! — с сестрами случилась истерика, даже Марфа проснулась, с ненавистью посмотрела на Филиппукина и отвернулась к стене.

Отсмеявшись, наконец, Нора беззлобно поинтересовалась:

— Левушка, ну откуда у кошки сперма?

— А я знаю?! — От собственной беспомощности участковый готов был заплакать. — Всем в этой жизни весело, один я на службе. Так был факт изнасилования или нет?

— Вообще-то, — Норе стало жалко этого совсем еще мальчика в погонах и с жидкими усами. — У соседей наших не крыса вовсе, а свинья. В смысле морская. Я б даже сказала — свинух. Здоровенный такой хряк. Вот у кого сперму брать надо, а дальше уж думать, кто там кого, извините, трахнул. :Хотя погоди, — Нора внимательно посмотрела на сестру. — Я же покупала для Марфы на прошлой неделе антисекс. Четыре упаковки.

Таша виновато опустила глаза.

— Понятно, — Нора вздохнула, — и мне не оставила:

А затем, сглаживая возникшую неловкую паузу, предложила:

— Вы, товарищ майор, зашли бы что ли, чего в дверях-то торчать?

Филиппукин, неожиданно польщенный троекратным повышением, равно как и обрадованный окончанием деликатного расследования, пробормотал:

— Вообще-то я на службе. Разве что на пять минут.

И прошел в комнату, оставляя на ковре следы от сапог, напоминающие скелет доисторической рыбы. Сестры засуетились вокруг стола, расставляя недостающий прибор. Филиппукин уселся на стул, от чего его и без того недлинные брюки доползли до щиколоток, обнажая в свете переливающихся гирлянд по-домашнему ворсистые подштанники.

— Глоток шампанского? — проворковала Нора, душевно трогая участкового за локоть.

— А водочки не найдется? — осторожно спросил тот.

— Найдется! — Таша метнулась к холодильнику.

— За наше пикантное знакомство, — предложила Нора, когда бокалы были наполнены.

— И за день милиции, — подхватил Филиппукин и выпил вкусно булькая из стапятидесятиграммовой посуды.

Затем последовало еще несколько тостов: за удачу, дружбу, любовь и еще за что-то столь же малозначительное. Пока не закончилось шампанское. И тогда, с сожалением глядя на мерцающий на донышке водочной бутылки остаток, Филиппукин спросил:

— А чего так скучно сидим, девчонки? Без мужиков? Я — офицер, я — не в счет. — К тому моменту он был уже изрядно пьян. Пьян, как морская свинья.

— Так ведь мужики-то перевелись, Левушка, — скорбно констатировала Нора. — Где они, мужики-то?

— Ерунда! — участковый расправил субтильные плечи. — Они повсюду, они среди нас! Нужно только иметь правильный угол зрения, непоколебимую веру. И желание.

На последней фразе он надолго замолчал, то ли пытаясь сфокусировать мысль, то ли просто уснул.

Сестры напряженно ждали. Веры и желания у обоих было хоть отбавляй.

Участковый, наконец, очнулся и безумным взглядом обвел пространство вокруг себя.

— Шабаш! — дико закричал он.

— Аспирин! — нашлась Таша. — У нас есть аспирин?

Три таблетки уже давно растворились в стакане воды, а Филиппукин все с ужасом смотрел перед собой, повторяя:

— У меня еще два заявления, мне больше нельзя.

— Пей, Левушка! — Таша погладила младшего лейтенанта по волосам. — Это поможет. Поможет, по крайней мере, нам. Ты затронул очень важную тему про угол зрения. Пей!

Нора запрокинула Филиппуину голову, а Таша аккуратно, как через воронку, влила содержимое стакана участковому в рот. Некоторое время тот отчаянно булькал.

— Сблюет или нет? — загадала Таша, глядя в стеклянные глаза милиционера.

Все обошлось. Младший лейтенант принял вертикальную позу, икнул и сказал:

— У меня нет денег. Тут какая-то ошибка. У меня нет денег на шлюх.

И тут же получил по левой щеке. Чувствительно, но недостаточно. Достаточно он получил по правой щеке. Таша был не просто левшой, но и более крупной девушкой. Последнее возымело радикальное действие. Участковый практически протрезвел. Взгляд его приобрел ту степень осмысленности, на которую в принципе был способен.

— Кошка, — сказал он. — Крыса. Морская свинья. День милиции. — Его мозг работал в режиме реверса. — Две тетки. Имен не знаю. Угол зрения. Непоколебимая вера:

— Желание! — подсказала Нора.

— Дальше, дальше! — торопила Нора.

— Дальше — отсутствие мужского полового начала, как понятия. Отсюда неустроенность личной жизни во всех ее проявлениях. Это беда! — Филиппукин говорил, как чревовещатель, почти не открывая рта.

— Ну, это полбеды, — смягчила ситуацию Нора.

— Не мешай! — одернула ее сестра. — Пусть говорит.

— Так вот! — участковый рубанул кулаками по столу, зазвенела посуда. — Так вот, сегодня пользуясь силой закона и опираясь на выданные мне властью права на территории Российской Федерации, а также прилегающему к нему инородному пространству, я уполномочен задержать любое лицо данного конкретного пола и принудительно, даже против воли последнего, доставить сюда, с целью продолжения отношений во всем многообразии их проявлений. Диктуйте адрес.

— Так уж и любого? — усомнилась Таша, нервно теребя каштановый локон.

— Абсолютно любого, — заверил ее Филиппукин и снова икнул.

Сестры почему-то сразу поверили участковому. Слепо и безоговорочно. То ли от по-детски глупого ожидания чуда в новом году, то ли царское имя Лев возымело свое магическое значение, то ли разлитое в полуподвале по соседству шипучее "Абрау-Дюрсо" подействовало таким странным образом. А может, просто-напросто от безысходности. Кто его знает.

— Только быстрее, — попросил Филиппукин, — а то у меня смена вот-вот закончится.

И он, сноровисто ухватив за горлышко бутылку с остатками водки, добулькал ее до конца.

Сестры, к несчастью, этого не заметили. Они пристально смотрели друг на друга. В душе каждой происходило нечто неведомое.

— Может, Баранова-Майорова? — робко спросила Нора, скорей у себя, чем у сестры.

Та посмотрела на подругу с жалостью, как на страдающую последней стадией скудоумия:

— Даже и не думай, дура. Тут такой выбор, а ты:

Таша замолчала, погружаясь в мир собственных грез, как Титаник в воды Атлантического океана.

— Ну а как насчет Элтона Джона? — не унималась Нора.

— Да он же пидор! — Таша была настроена агрессивно. Сестрины мыслеформы мешали сосредоточиться ей самой:

— Давай помолчим немного — времени в обрез!

Прошло минут пять: Семь: участковый монотонно клевал носом, вздрагивая временами от собственной икоты. Будить его пришлось пинками.

— Я хочу, — чуть покраснев, сказала Таша. — Ильюшу Лагутенко.

Филиппукин угрюмо кивнул.

— А я — Бредди Пита, — Нора имела более живое воображение и запрятанную где-то в глубине практическую жилку.

Выбор дался ей трудно. В претендентах числились Бил Гейтс и Микаель Шумахер.

— Ну так как, Лева?

— Легко! — Филиппукин в подтверждение словам развел руки, да так и рухнул плашмя вместе со стулом на пол, где мгновенно заснул.

Стало ясно, что будить его бесполезно.

— Ну вот: — разочарованно протянула Нора. — Как захочешь чего, так все они сразу под стол.

Несостоявшаяся партия с Питом не выходила у нее из головы.

— Да ладно тебе, — Таша поглядела на сестру с печальной усмешкой. — Всю жизнь так было, есть и будет. А что твой Бредди? Это поначалу каждое утро цветы в постель, кофе "Чибо" от "Эксклюзив" и кунилингус. А потом — все! И цветы через 2 дня увянут, и вообще всякий эксклюзив закончится. Будет ячменный напиток за 12 рублей, половая тряпка в руках и куча вонючих носков в ванной. И останется один только голый кунилингус.

— Ну, кунилингус я и сама себе сделать могу, — решила Нора, видимо еще не до конца обретшая утраченное чувство реальности.

Таша с сомнением посмотрела на сестру. После этого они некоторое время молчали, глядя на спящего на полу участкового. Тот загадочно улыбался, очевидно, продолжая ощущать себя волшебником.

— Знаешь, — нарушила тишину Нора, — А ведь он тоже ничего.

— Представляешь, я сейчас о том же самом подумала, — согласилась Таша. — Пусть теперь здесь живет, место найдем, потесним кошку, а там, глядишь, и сгодится на что. Вот только усы сбреем, да штаны перешьем. И будет мужик мужиком. А имя у него какое значительное — Лев! Не то, что твой Бредди.

— Забудем! — мотнула головой Нора. — Кстати, у меня заначка есть.

Она достала из буфета 2 декоративные бутылочки Мартини. Сестры выпили. Закусили остатками икры минтая. Часы тем временем пробили двенадцать раз и начали отсчет нового времени.

— А знаешь, — сказала вдруг Нора. — Зря мы с тобой фамилии изменили. Те были звучные и запоминающиеся — Овцехуевы!