Говорят, весной пробуждается жизнь. С сочным треском лопаются почки на древах, пенясь, выходят реки из берегов, возвращается с юга певчая птица. Весной появляются первые цветы, а женщины источают такие флюиды, что влюбляются даже мужчины с хроническим тонзилитом. Также говорят, что весной обостряются разного рода психические заболевания.

Не знаю, может, где-то оно и пенится, трещит и влюбляется, а у нас в городе в конце апреля в окно выглянешь и ничего, кроме обострения, не почувствуешь.

Четвертый год живу на вулкане. Четвертый год оттачиваю изящное искусство балансировки на тонкой грани между поиском смысла и безумием, между реализацией и разрушением. И то и другое с приставкой "само". Иногда пересиливает разум, но чаще — я. Впрочем, согласен на ничью, это, видимо, и будет с большой буквы искусство в канонах восточной философии.

Бывает, по ночам одолевают мысли. Не мысли даже, а непонятного рода понимание. Вернее даже так: ощущение понимания непонятного рода. Наутро уже ничего такого не помнишь. Да и как можно помнить ощущения? Разве что на уровне мышечной памяти. А вся закавыка в том, что понимание это никоим образом не удается трансформировать в какое-нибудь хоть мало-мальски подобие цепочки умозаключений, не говоря уж о том, чтобы выразиться вербально. Ну, вот дерево, почему оно такое? А хрен его знает! Стругацкие называют подобное "лингвистическим удушьем". В данном случае все еще хуже.

Днем же мысли четкие и звонкие, как хрустальный, но пустой бокал. Мысли-формы, мысли-суки, как то:

А) куда подевался второй носок?

Б) где взять денег?

В) кто был третьим на паровозе?

Г) магазин до десяти, успею ли?

И звонок другу тут не поможет.

Иногда посещают мысли совсем уж удручающие. Причем посещают равно как зимой, так и летом. Например: девять, — это чего, утра или вечера? Вопрос с некоторой натяжкой можно отнести к разряду риторических. Весной несколько проще. Можно ориентироваться по звездам. В крайнем случае — по разводам на потолке или поведению вышедших из зимней спячки соседей. Странное, кстати, получается дело: я — веселый человек, соседи — веселые люди (я слышу, как заливисто смеются они за стеной над семейными комедиями), а вот пошутить с ними за все годы мне не удавалось ни разу. Впрочем, я несколько отвлекся.

продолжение следует...